Народные сказки о богатырях русского эпоса

Из приведенного краткого пересказа сказки видно, что в изложении Полевого оказался утерянным идейный смысл былин о Садко и Василин Буслаевиче, а образы героев искажены. Неприятное впечатление производит религиозно-моралистическая тенденция сказки. Следы этой тенденции видны и в сказке об Илье Муромце, где дважды говорится, что «в животе нашем и в смерти один бог волен». Но здесь эти слова как бы растворяются в общем героическом строе сказки. В пересказе же былин о Садко и Василии Буслаеве религиозно-нравственная идея резко выступает. Стремление к морализации заметно и в сказке об Алеше. Там и Илья Муромец с Добрыней, и Микула Селянинович читают наставления Алеше, но характер этих наставлений иной. Таким образом, идейно-художественное качество сказок о богатырях в «Библиотечке Ступина» далеко не равноценно.

В 1870-х годах была выпущена еще одна сказка о Добрыне в издании Д. П. Преснова под заглавием «Былина из времен князя Владимира красное солнышко о Добрыне Никитиче, славном богатыре русском, о исполине Полкане, Змее Горыниче и о княжне Милолике» (36 стр.). Но это не что иное, как первая из «Русских сказок» В. А. Левшина, перепечатанная, очевидно, с текста лубочных картинок.[119]

Таковы известные мне тексты сказок о богатырях, распространявшиеся в дешевых книжках для народа.

* * *

Каково же было воздействие этих книжек на устную народную сказку о былинных богатырях? A priori можно предположить, что широкое распространение в народе книжек со сказками о богатырях не могло не отразиться в том или ином отношении на устной былинной традиции, поддерживая определенные сюжетные ситуации, вызывая внутреннюю перестройку и т. п. В отношении же устной народной сказки о богатырях удалось установить определенную зависимость некоторых из них от сказок в народных книжках.

Несколько устных сказок явно восходит к тексту сытинской сказки «Илья Муромец набольший богатырь». Во-первых, это сказка, записанная в 1939 году Н. Д. Комовской от М. А. Сказкина из Горьковской области.[120] Мне уже пришлось отмечать несомненную генетическую зависимость этой сказки от сытинского издания, о чем убедительно свидетельствуют и одинаковая композиция их, и текстуальные совпадения.[121] Отмечены были также главные особенности передачи Сказкиным источника — свобода пересказа с некоторыми личными привнесениями, героическое и патриотическое звучание — и высказывалось предположение, что, возможно, Сказкину случалось читать, а может быть, и слышать былины и сказки об Илье Муромце и в других обработках, кроме указанной, которая явилась главным источником.[122]

Другая сказка, тоже несомненно восходящая к сытинскому изданию, была записана С. Г. Лазутиным в том же 1939 году от В. И. Головашина из Тамбовской области.[123] По своему сюжетному составу она вполне совпадает как с сытинским изданием, так и с текстом Сказкина, от которого отличается только большей краткостью и несколько иным расположением составных частей, основанных на определенных сюжетах. Рассказ об Илье и Идолище следует в ней непосредственно после передачи сюжета «Илья и Соловей-разбойник», тогда как у Сказкина, как и в книжке, отнесен почти к самому концу. С другой стороны, сюжет о Дюке предпослан рассказам о бунте Ильи Муромца и о нашествии татар, подобно тому как это мы видим в сытинской сказке, в то время как у Сказкина он занимает предпоследнее место, перед заключительным рассказом о трех поездках. Есть и другие отличия от композиции текста Сказкина. Вместе с тем подобно Сказкину Головашин компонует отдельные части в полном соответствии с тем, как это сделано в книжке. Так же своеобразно истолкован сюжет о Святогоре и сумочке переметной, которую богатырь не мог поднять (сам Святогор рассказывает об этом Илье Муромцу, чтобы объяснить, почему он, Святогор, перестал ездить по русской земле и лежит на горах). В обеих сказках, как и в их источнике, объединены две версии «ссоры» Ильи Муромца с князем Владимиром: из-за неприглашения Ильи на пир и из-за подаренной Илье татарской шубы.[124] Одинаково также сюжет о бое Ильи Муромца с неверным богатырем-нахвальщиком соединен с рассказом о татарском нашествии, причем этот рассказ (сюжет о Калине-Батыге) не развернут, о наступлении «орды» лишь упоминается, а излагается поединок с богатырем, которого выставляет татарский хан.

Заключительная часть — «Три поездки» — также во всех трех сказках построена одинаково, с близкими, иногда совпадающими деталями: раскрыв обман колдуньи-обольстительницы на дороге, «где женату быть», Илья Муромец сжигает бесовский терем или саму ведьму; подземелье с сокровищами охраняется особыми сторожами, которые раскрывают подвалы перед Ильей Муромцем, и др. Много в точности совпадающих мест во всех трех сказках и в начальных частях. Таким образом, сопоставление сказки Головашина с сытинским изданием, а также с текстом Сказкина не оставляет сомнения в определенном и одинаковом источнике обеих устных сказок.