Народные сказки о богатырях русского эпоса

Но, как и в тексте Сказкина, в рассказе Головашина имеются эпизоды, которые в их книжном источнике отсутствуют. Подобно горьковскому варианту тамбовская сказка включает рассказ о первом применении Ильей Муромцем полученной силы в физическом труде, но содержание эпизода разное. У Сказкина Илья в помощь родителям рубит лес, у Головашина Илья, чтобы пройти к родителям, которым он несет еду, делает мост через реку из вырванных деревьев. Каждая из сказок включает и отдельные свои детали в передаче одинаковых эпизодов. Пересказ книжного источника Головашиным еще более свободный, чем Сказкина. Совпадений фразеологических почти нет.

Сам Головашин, по сообщению составителей сборника «Тамбовский фольклор», был неграмотен, но любил слушать чтение вслух и мог таким образом перенять сытинскую сказку. Но возможно, что сказка Головашина восходит к сытинскому изданию уже не непосредственно, а через рассказы других. Как и в горьковском тексте, в сказке Головашина удержано из указанного источника и еще более выделено все наиболее ценное в идейном содержании. Составители сборника «Тамбовский фольклор» правильно высоко оценили с этой стороны сказку Головашина, сказав о ней: «Образ Ильи Муромца в этой сказке глубоко демократичен, с исключительной силой подчеркивается непреклонная воля и патриотическая устремленность Ильи».[125]

Влияние сытинского издания в какой-то мере сказалось и на сказке об Илье Муромце воронежской сказочницы А. Н. Корольковой, записанной В. А. Тонковыч в 1940 году.[126] Эта сказка не имеет таких очевидных соответствий с текстом «Илья Муромец набольший богатырь земли русской», как разобранные выше горьковская и тамбовская сказки. Сказка Корольковой короткая, включает всего 3 былинных сюжета: «Исцеление», «Три поездки», «Илья и Святогор» (смерть Святогора в гробу), при этом расположение этих частей в тексте иное («Три поездки» не завершают повествование, а изображают начальные приключения Ильи). Буквальных словесных совпадений совсем нет. В то же время наблюдаются некоторые, правда отдаленные, соответствия в изложении отдельных эпизодов. В рассказе о второй поездке Илья Муромец стреляет в тень красавицы, и красавица превращается в ведьму, которую Илья и убивает. Тот же эпизод находим и в сытинском издании с небольшими вариациями: Илья стреляет в сердце, происходит превращение красавицы в ведьму. Имеется соответствие и в рассказе о третьей поездке. В книжке описан столб с колоколом, по звону которого выходит старик с ключами и предлагает Илье груды золота, жемчуга и самоцветных камней. У Корольковой столб с чугунной доской, рядом палка, чтобы ударом по доске вызвать сторожа. По звону выходит старик, показывает Илье богатства (золото, серебро, жемчуг, самоцветные камни) и предлагает их ему.

Больше всего соответствий в части, повествующей о встрече Ильи со Святогором. В обеих сказках показывается, что Илья едет очень долго (у Корольковой по-сказочному: «Ехал он год, ехал два, а может и все три»). Одинаково изображена гора, на которую лезет Илья, сойдя с коня. Она окутана облаками, на вершине ее лежит Святогор. Одни и те же детали в эпизоде примерки гроба: когда наезжают на гроб, видят сбоку крышку, которая потом сама захлопывается над Святогором. В обеих сказках нет передачи силы, но показано, что Илья Муромец прослезился, прощаясь со Святогором (у Корольковой: «Утер Ильюшенька слезу крупную, горючую…»). Похожи и концовки. В книжке говорится, что Илья жил полтораста лет и совершил много подвигов на пользу земли русской (У Корольковой: «Жил после этого Илья Муромец двести лет. Много за двести лет побил врагов земли русской»). Эти отдельные соответствия, в которых ощущаются отдаленные припоминания сытинского текста, побуждают предполагать, что на какой-то из предшествующих ступеней бытования данной сказки книжка была одним из ее источников. Конечно, были и другие источники, устные и книжные, но, возможно, окончательное оформление принадлежит самой Корольковой, несомненно очень талантливой рассказчице, владеющей хорошей сказочной традицией.

С поразительной точностью пересказана была мне в 1928 году евстигнеевская сказка об Алеше Поповиче пинежским сказителем из дер. Шотова Гора Карпогорского района А. П. Вехоревым.[127] Сохранена не только полностью вся композиция со всеми деталями, но и вся словесная ткань вплоть до характерного обращения «братцы» в авторской реплике в связи с изображением калики: «Вот какие, братцы, раньше хаживали, какие тяготы на себе нашивали».[128] Комментируя в 1937 году этот текст, я указала, что, по словам исполнителя, он усвоил его из какой-то им купленной книжки. Теперь ясно, что это и была сказка Евстигнеева. В молодые годы Вехорев еще не знал грамоты, но слышал, как читали эту книжку. Это было еще лет за 40 до моей с ним встречи.[129]