Народы моря (СИ)

Мы проезжаем мимо храмового комплекса бога Птаха, защищенного высоченной глинобитной стеной, видны только самые верхушки пальм, который занимает несколько кварталов, и не меньшей Белой крепости, названой так потому, что высокие стены покрыты штукатуркой и побелены, но не разрисованы. В крепости резиденция фараона Мернептаха (Любимец Птаха), когда он приезжает в Мен-Нефер. Вообще-то, столицей считается Но-Аммон, расположенный в Верхнем Египте, но нынешний правитель любит Мен-Нефер. Почти сразу за крепостью начинается пустыня. Фараоны предпочитают строить резиденции на окраине города или неподалеку от него. Подчиненные стараются жить поближе к своему правителю — и город смещается в ту сторону. Сейчас — на юг. Говорят, раньше Мен-Нефер был севернее километров на пять, напротив самой старой пирамиды фараона Пепи.

При езде по городу положено соблюдать скоростной режим, иначе можно сбить кого-нибудь и нарваться на возмещение физического и материального ущерба и штраф стражникам, которые в таких случаях вырастают буквально из-под земли. Если надо догнать воришку, их днем с огнем не найдешь. Как меня предупредил Пентаур, есть мошенники, которые специально попадают под колесницы. Обычно они работают в связке со стражниками. Ничто не ново под луной. Зато за городом можешь лететь, как заблагорассудится. Если собьешь крестьянина, так ему и надо. Если богатого, то прав будет тот, кто богаче или влиятельнее.

Пустыня за городом не песчаная, а из твердой красноватой глинистой почвы, практически лишенной какой бы то ни было растительности. К полудню нагревается так, что видишь, как струится вверх раскаленный воздух, возникают миражи. Как ни странно, даже в таких суровых условиях живет много разных существ, в том числе газели, на которых мы охотимся. Они крупнее косуль, с более длинными ногами, короткой шеей, запоминающимся черным рисунком на рыжеватой морде и лировидными, загнутыми назад рогами. Пасутся стадами в десять-двадцать особей — самки с детенышами во главе с матерым самцом.

Первое стадо мы находим километрах в десяти от города. Они пасутся в ложбине, поросшей вечнозеленым кустарником. По-козьи встав на задние ноги, общипывают листву с верхних веток. Я подкрадываюсь к ним с подветра, чтобы не учуяли. Нюх у них превосходный. Самец пасется чуть в стороне. Крутому пацану западло хавать вместе с бабами. Он крупнее самок на четверть, если ни больше. Постоянно замирает и прислушивается, поворачивая по сторонам разрисованную черными полосами морду, отчего напоминает мне египтян с подведенными глазами. Какой народ, такие и олени. Меня он подпустил метров на сто пятьдесят. Вспугнул его только шлепок тетивы по кожаному наручу. Самец вздрогнул, вскинув голову, но стрелу заметил поздно, отпрыгнуть не успел. Она подпала в туловище сзади сбоку, под углом, за левой передней лопаткой. Взбрыкнув задними ногами, самец издал звук, похожий на хрюканье свиньи, которая блаженствовала в луже, а ее бесцеремонно пнули, после чего рванул против ветра вслед за самками и детенышами, быстро отставая от них.

Я свистом подозвал Пентаура на колеснице, после чего погнался за подранком. Там, куда побежал раненый самец, нет обширных густых зарослей, негде спрятаться. Мы неспешно ехали по оставленной за земле дорожке из темных пятен крови, которая быстро подсыхала. Самец одолел километра три. Мы нашли его лежащим на правом боку, а левый, залитый кровью, при дыхании медленно поднимался и опускался. Пентаур одним движением перерезал самцу горло, прекратив мучения, после чего выдернул уцелевшую стрелу, протер ее горстью красновато-коричневой пыли.

Пока из туши газели вытекала кровь, мой катана разрезал шкуру на животе, вывалил наружу влажные, скользкие кишки и обрезал их. Египетская нищета ест кишки, а семиты брезгуют. Часть мяса я отдам Пентауру, часть — Табубуи в счет оплаты жилья и чтобы приготовила для меня, часть обменяю на нужные предметы, продукты, услуги… Все остальное тоже пойдет в дело: шкуру продам кожевнику, рога — мастеру по рукояткам для ножей и прочим костяным поделкам, копыта — изготовителю клея. Я опять живу в мире, где нет мусорных свалок и даже такого понятия, как мусор. Всё можно использовать вторично, третично… Такое впечатление, что только трупы людей здесь ни на что больше не годны. Впрочем, это до поры до времени. В девятнадцатом веке продвинутые англичане доберутся до древних египетских захоронений и начнут перемалывать мумии и использовать, как удобрения, для своих полей.

Глава 8