То ли уровень моря сейчас ниже, то ли землетрясения постараются, но на этом месте полуостров, причем та часть, что станет островом, большего размера, захватывает и второй островок, который сейчас всего лишь холм. Храм на полуострове обычный, из простого камня, без розовых колонн, которыми, как догадываюсь, обзаведется намного позже. По бокам от входа в него лежат якоря — камни с дырками, которые оставили здесь в знак благодарности спасшиеся моряки. Я видел такие возле храмов богу моря и в других финикийских городах. В Тире якорей было девять, в Губле — одиннадцать, в Угарите — семнадцать, а здесь — двадцать шесть. Судя по количеству якорей у храма, Сидон — главный морской порт и/или пристанище самых удачливых моряков Финикии.
Сидон мы обложили по всем правилам осадного искусства, в котором я, по нынешним меркам, ведущий специалист и непререкаемый авторитет. Вокруг города вырыт сухой ров, по внешней стороне которого насыпан вал. На вершине вала установлены деревянные щиты с бойницами для лучников, наблюдающих за горожанами. Особый отряд расположился на полуострове возле храма. Ночью они разводят костры, чтобы из города никто не уплыл незаметно. Им помогают три галеры с экипажами, которые, меняясь утром и вечером, дрейфуют неподалеку. В валу три прохода, по которым мои воины бросятся на штурм, когда получат сигнал. Еще есть траншея, защищенная сверху щитами, положенными на толстые бревна, которая идет от нашего сухого рва к сухому городскому и дальше к крепостной стене и по которой захваченные в плен крестьяне выносят в корзинах землю и камни, выбранные их собратьями по несчастью под куртиной. Под городской стеной выкапывают камеру, чтобы заполнить ее дровами, облить их оливковым маслом и поджечь. Стены у Сидона высотой метров восемь и толщиной шесть. Штурмовать в лоб — много воинов погибнет. Сидонцы понимают, что пощада им не светит, так что биться будут насмерть. Если с помощью выжигания обвалим кусок стены — хорошо, нет — что ж, будем разрушать ее с помощью трех таранов, которые стоят наготове у трех проходов. Вместе с ними подключим «журавли» и воинов с лестницами. Пока что все, кроме караула, отдыхают. Еды и питья у нас вдоволь, в отличие от горожан, у которых запасы воды не бесконечны.
В сопровождение Эйраса, Пандороса и охраны из десяти воинов-ахейцев я иду вдоль внешней стороны вала к траншее, заодно проверяя, как несут службу. От щитов падает тень, которая создает иллюзию, что в ней прохладнее. На самом деле пот катится по моему телу так же обильно, как и во время ходьбы под солнечными лучами. Утоптана не только тропинка, но и склон вала. Осада длится восьмой день, воинам все в диковинку, интересно, часто забираются на вал, чтобы посмотреть на город и обменяться с сидонцами яркими словами и незамысловатыми жестами. Меня приветствуют радостно.
— Когда штурм? — спрашивает один из них.
Этот вопрос мне задают каждый день и каждый день слышат в ответ:
— Как начнется, тебя обязательно разбудят, ведь без тебя мы не справимся.
Воины привычно смеются.
Возле вала у начала траншеи сложены в поленницы дубовые и кедровые дрова, наколотые несколько дней назад и успевшие высохнуть. От них все еще идет приятный дух. Рядом с дровами под навесом из веток и козлиных шкур стоят пять больших кувшинов с оливковым маслом. В траншее появляются два крестьянина с корзиной земли и мелких камней, опорожняют ее в городской ров, который уже засыпан метров на десять в обе стороны. Крестьян мы захватили много, поэтому работают они сутки напролет в три смены. Некоторые даже стараются, потому что я пообещал отпустить их после захвата города. Всё равно не увезем всех, если захватим Сидон. Да и вечная ненависть крестьян к горожанам наверняка подстегивает их производительность. Что крестьянину хорошо, то горожанину смерть! И наоборот.
В камере прохладнее, чем снаружи, из-за чего я начинаю потеть еще сильнее. Вдобавок заполнена пылью. Несколько человек кайлами и ломами расковыривают кривые стены из известняка, двое, стоя на помосте — приращивают ее вверх и еще четверо сгребают лопатами сколотое, насыпают в корзины. Я меряю шагами длину и ширину: тринадцать на семь. Пожалуй, хватит. Подзываю ахейца Халкеуса — пожилого мужчину с большими кистями рук, бывшего медника, что и запечатлено в его имени, который руководит работами.
— Вширь пусть и дальше долбят, а помост перетащите к внешней стене и пробейте три дырки наружу под углом вверх, чтобы тяга была. Как только закончите с ними, зачищайте, после чего начнем заполнять дровами, — приказываю я.
— Хорошо, — говорит Халкеус и начинает отдавать приказы своим подчиненным, при этом кричит так, будто имеет дело с тупыми и строптивыми подростками, а не покорными, забитыми, взрослыми мужиками.