Народы моря

Зная хитрость и расчетливость финикийцев, предполагаю, что отец надеется, что дружба его сына со мной поможет уменьшить дань и позволит Гублу бесцеремоннее обращаться с соседними городами и не только с ними. Логика проста: наследник Шумадда — один из командиров непобедимой армии народов моря, а значит, Губл под защитой этой армии, то есть, такой же непобедимый. Вряд ли найдется хоть кто-нибудь, кто захочет проверить это утверждение.

Вновь прибывшие отряды я располагаю в первой линии осады города Пурусханда. Вокруг него с трех сторон вырыт ров и насыпав вал, за которым и несут службу новички. С четвертой, южной, стороны обмелевшая река, широкое высохшее ложе которой служит одновременно и рвом, и валом. С этой стороны одни ворота с двумя башнями и три угловые башни. Куртина между воротами и западной башней самая длинная. Это и еще то, что под куртиной в двух местах камень-ракушечник, а не скала, и повлияло на выбор места, где начали вырубать камеры. Делают их сразу в двух местах, что позволит обрушить половину куртины. Если, конечно, мои расчеты верны, а у меня большие сомнения, потому что труды Вобана и других венных инженеров читал, но по меркам восемнадцатого века специалистом по фортификации не стал. Даже два небольших пролома помогут нам ворваться в город. Занимаются осадными работами пленники, в основном крестьяне из близлежащих деревень. Мне кажется, что у крестьян всех времен и народов одинаковые лица. Наверное, из-за привычки включать дурака при общении со знатным человеком. Впрочем, многим и включать не надо. Они сутки напролет в две смены усердно долбят камень, высыпая обломки в пересохшее русло реки. Работы подходят к концу. На это потребовался почти месяц.

Другого способа захватить Пурусханду у меня пока нет. Хетты учли опыт Сахаппы, перестали относиться к нам пренебрежительно. Днем и ночью, без перерывов, на стенах дежурят воины с собаками. Относятся к службе ответственно. Мои воины постоянно напрягают их, имитируя нападение. По тревоге за несколько минут подтягивается подкрепление, которое, как догадываюсь, размещается в домах у крепостных стен. И нам не дают расслабиться. Несколько раз делали вылазки, причем первые две можно считать успешными. В первый раз два отряда выбежали из двух ворот на северной стороне и перебили почти сотню моих воинов. Во второй раз резко сократили количество крестьян, вырубавших камеры под куртиной. Теперь и мои воины несут службу так же ответственно.

Я со свитой подхожу по дальнему берегу реки к месту напротив камер. Завидев меня, из пересохшего ложа, где стоит его палатка, поднимается к нам мой «Вобан» по имени Халкеус. Руки у него в коричневой пыли, будто только что разгребал ее, а одежда сравнительно чистая. Подойдя ко мне почти вплотную, начинает, размахивая грязными руками, оживленно рассказывать, как успешно продвигаются работы. За исключением племени кочевников, которое приходило к крепости Джару, у всех остальных народов, с которыми я имел дело в Средиземноморье, принято общаться на предельно короткой дистанции. И это при том, что говорят далеко не шепотом и слух почти у всех отличнейший. Меня эти вторжения в личную зону все еще раздражают.

— Освоились, научились, теперь работают быстро, — рассказывает Халкеус. — Надо бы взять их с собой для осады других городов, чтобы не обучать новых.

— Возьмем, — соглашаюсь я и спрашиваю: — До вечера закончишь?

— Можно, конечно, и сегодня закончить, но дальнюю камеру надо бы еще углубить чуток. Там работы дня на два-три, — отвечает он.

— Знаю я твои три дня! — произношу шутливо, потому что просит отсрочку в четвертый раз. — Сегодня заканчивайте долбить, завтра заполняйте дровами, а послезавтра утром подожжем. А то, пока будем здесь возиться, хетты опять соберут армию.

— Как скажешь, — неохотно соглашается Халкеус.

Глава 74

Наверное, пурусхандцы задобрили своих богов, чтобы те ниспослали дождь, но, видимо, недоплатили, то есть, недожертвовали, потому что небо покрыли дождевые тучи, но покапало минут пять и так жиденько, что земля не намокла. В последние годы это привычное явление здесь. До Малой Азии дождевые тучи добираются опустошенными. Говорят, проливные дожди постоянно идут севернее, где-то за большой рекой, наверное, Дунаем, и там уже несколько лет неурожаи из-за этого. Мало — плохо, много — еще хуже. Дорийцы жаловались, что на их земли с севера напирает народ фриги, убегающий со своих исконных земель из-за дождей, несколько лет подряд уничтожавших урожаи зерновых. Фриги еще не знают, что на юге их ждет засуха.