Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

Затем мистер Рейган рассказал свою самую любимую на тот момент историю о русском, который хочет купить машину и для которого главное – время доставки. Мужчина приходит в специальное государственное учреждение, кладет на стол деньги, а ему говорят, что он сможет забрать свой автомобиль ровно через 10 лет. «Утром или днем?» – спрашивает покупатель. «Так это же через десять лет. Какая разница?» – отвечает клерк. «Ну, – говорит покупатель, – утром сантехник приедет» (25).

Кубик Рубика был просто игрушкой, а не составляющей какого-либо экономического нарратива. Но беззаботные шутки Рейгана превратились в экономически мощные предпринимательские нарративы. И эти новые нарративы восхваляли предпринимательский дух и готовность к риску, что привело к глубоким изменениям в правовой структуре развитых стран мира.

Примеры кривой Лаффера и кубика Рубика – лишь два из огромного множества нарративов. Нам нужно понять их организующую силу. Место хранения всех этих нарративов – человеческий мозг с его колоссальным объемом памяти. В следующей главе мы попробуем взглянуть на структуру этого репозитория с точки зрения нейробиологии.

Глава 6 Различные доказательства виральности [13] экономических нарративов

Дополнительные доказательства влияния заражения нарративами на экономику можно найти в том, как выстраиваются истории у человека в голове, в восприятии мозгом пугающих историй, в богатом опыте средств массовой информации, в подкреплении передачи информации между людьми, в эмоциональном воздействии эффектных обложек книг, логотипов и конкурсов красоты.

Желание рассказывать истории

В 1958 году нейрохирург Уайлдер Пенфилд во время операций на головном мозге, проводимых по медицинским показаниям и исключительно под местным наркозом (поскольку у мозга отсутствуют болевые рецепторы), имплантировал в него специальные электроды. И обнаружил, что электрическая стимуляция определенных узконаправленных участков мозга заставляет его слышать последовательность звуков в хронологическом порядке:

«При наложении электрода в зоне серого вещества на разрезе височной доли в точке 23 пациент заметил: “Я слышал какую-то музыку”. Через пятнадцать минут электрод снова приложили к тому же месту без его ведома. “Я снова слышу музыку, – сказал он. – Это похоже на радио”. Затем снова и снова кончик электрода прикладывался к этой точке. Каждый раз пациент слышал, как оркестр играет то же самое музыкальное произведение.

По-видимому, оно начиналось с одного и того же места и развивалось от основной темы. Увидев коробку электростимулятора, пациент подумал, что это граммофон, который время от времени включали» (1).

Стимуляция другой части мозга привела к рассказу истории, опять же в хронологической последовательности:

«Молодая женщина (Н. К.) после стимуляции ее левой височной доли спереди в точке 19 (рис. 5) рассказывала: “Мне приснился сон, у меня под мышкой была книга. Я разговаривала с мужчиной. Этот человек пытался убедить меня не беспокоиться о книге”. В точке 20, расположенной в одном сантиметре от предыдущей, стимуляция заставила ее сказать: “Со мной разговаривает мама”. При стимуляции той же точки через 15 минут пациентка громко засмеялась и продолжала смеяться, пока не убрали электрод. После этого ее попросили объяснить, что произошло. “Ну, – сказала она, – это довольно длинная история, но я расскажу вам…”» (2).

Работа Пенфилда оказала большое влияние на развитие целого ряда дисциплин. Для нас интересны результаты его исследований, показывающие, в какой степени структура человеческого мозга воплощает в себе некоторые черты, которые, как мы считаем, присущи исключительно человеку: склонность сочинять музыку и рассказывать истории как последовательность определенных событий, вызывающих эмоции.

Современная нейробиология пытается определить детерминанты человеческого желания рассказывать истории. Например, команда Эмили Б. Фальк из Нейробиологической лаборатории Анненбергской школы университета Пенсильвании использовала функциональную магнитно-резонансную томографию для изучения мозга людей, принимающих решения о том, стоит ли им делиться информацией о своем здоровье. Команда пришла к выводу, что люди, как правило, делятся контентом, который усиливает мысли, связанные с личными данными. То есть информацией, которая «задействует нейронную активность в областях, связанных с такими процессами (самопрезентация или ментальный концепт), особенно в медиальной префронтальной коре», и «включает в себя знания или прогнозы о психических состояниях других» (3). Другими словами, эти люди охотнее делятся информацией о своем здоровье в виде историй о себе и других.