Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

Напротив, начало Второй мировой войны в 1939 году не привело к закрытию фондового рынка США. После того как 3 сентября 1939 года Великобритания объявила войну Германии, за один торговый день индекс Standard & Poor’s Composite вырос на 9,6 %. Газеты выразили общее удивление такой положительной реакции рынка и по большей части не смогли объяснить, почему рынок не повторил 1914 год. По-видимому, совершенно другая реакция была как-то связана с нарративом, что Первая мировая война в конечном итоге позволила хорошо заработать некоторым инвесторам, которые не вывели свои капиталы с фондового рынка, на поставках вооружения, боеприпасов и продовольствия в Европу (6).

Человеческие истории, связанные с Первой и Второй мировыми войнами, могут быть очень похожи, но есть огромная разница в нарративах, описывающих успешных инвесторов в начале каждой из них.

Следует обратить внимание на названия, которые люди дают своими нарративам.

Кажущиеся незначительными изменения в названии нарратива могут иметь большое значение, особенно если новое название связано с другим созвездием нарративов. В лингвистике синонимы никогда не имеют абсолютно одинакового значения. В нейролингвистике синонимы имеют разные связи в нейросети. Некоторые из этих связей могут иметь большое значение с точки зрения экономических идей, которые они поддерживают.

Утверждение 5: одной лишь правды недостаточно, чтобы остановить распространение ложных нарративов

Иногда возникновение экономических нарративов, внезапно получивших широкую известность, не имеет под собой каких-либо видимых причин. Один из таких нарративов возник после мирового финансового кризиса 2007–2009 годов, когда практически нулевые процентные ставки посчитали предвестником «потерянного десятилетия», какими они были для Японии в 1990-е годы. Японская история о «потерянных десятилетиях» – это лишь один пример, одно наблюдение, следовательно, не имеющее статистической значимости. Но оно было достаточно заразным, чтобы возродить нарративы о Великой депрессии и вызвать серьезные опасения стать свидетелями «долгосрочной стагнации».

Действительно, подобные нарративы и страхи могут иметь серьезные последствия для экономики и нашей жизни. Например, политолог Стивен Ван Эвера в 1984 году в одной из своих работ заявил, что причиной начала Первой мировой войны, как минимум отчасти, было вирусное распространение ложного нарратива, который он назвал «культом наступления». Это была теория о том, что страна, которая первой атакует, как правило, имеет преимущество. В поддержку этой идеи приводился целый ряд исторических нарративов, а в качестве иллюстраций использовались упрощенные психологические, математические и популярные аргументы. В конечном итоге, утверждает Ван Эвера, эта теория нарушила стабильность: все хотели напасть первыми. Германия считала, что у нее есть «окно возможностей» для победоносной «превентивной войны» против России. Но нарратив был ошибочным. Он имел экономические последствия – масштабную гонку вооружений – и привел к войне, которая губительно сказалась как на нападающей, так и она бороняющейся сторонах. В 1911 году Норман Энджелл в своей книге назвал этот нарратив «Великой иллюзией» (The Great Illusion). Для многих идеи Энджелла были весьма убедительными (позже он за свою работу получил Нобелевскую премию мира), но они не получили быстрого распространения и не помогли предотвратить грядущую войну.

Иллюзия победила даже после того, как была доказана безусловная несостоятельность этой теории, потому что доказательства распространялись медленнее самой иллюзии.

По аналогии мы видим, что процессы в экономике не всегда опираются на актуальную информацию. Порой все основывается на определенных нарративах, которые в какой-то момент становятся вирусными.