Эти два нарратива находятся в постоянной конфронтации. В какой-то период в определенной степени начинают преобладать идеи умеренности, а в какой-то – демонстративное потребление. Оба являются важными экономическими нарративами, потому что влияют на то, сколько люди тратят или экономят, и следовательно, воздействуют на общее состояние экономики. Эти нарративы могут иметь глубокие экономические последствия, которые экономисты и политики не всегда способны предвидеть.
Скромность и сострадание во времена Великой депрессии
В 1930-х годах во время Великой депрессии нарративы о скромности были особенно сильны на фоне масштабной вынужденной безработицы. Они также были реакцией на неумеренность 1920-х годов, что мы можем увидеть по быстрому распространению в обиходе выражения «быть не хуже соседей» («равняться на Джонсонов»), обычно используемого для принижения людей, считающих, что для поддержания «марки» они должны покупать все, что приобретают их успешные соседи и знакомые. Наиболее активно использование этого выражения росло в 1930-е годы. Трудно найти какие-то примеры умеренности, вызванные кризисом в годы, предшествовавшие Великой депрессии (1). В то же время тенденция «новой умеренности» сохранялась на протяжении всей Второй мировой войны и в 1950-е годы и только затем пошла на спад.
Источником идеи новой умеренности, совпавшей с периодами Великой депрессии и Второй мировой войны, стал мощный нарратив о том, что люди страдают не по своей вине, что они потеряли работу из-за Великой депрессии, а некоторые позднее погибли на войне.
Возможно, ваши соседи Джонсоны жили очень хорошо, но соседи Смиты переживали ужасно тяжелые времена, как и многие другие семьи. В разговорах с друзьями и соседями главное место занимали примеры из созвездия нарративов о человеческих трагедиях – истории семей, оказавшихся на улице после того, как глава семьи потерял работу не по своей вине и не смог продолжать платить ипотеку. В таких условиях разумной реакцией даже для людей, у которых еще была работа, было отложить покупку новой машины, отказаться от пышных вечеринок и приобретения дорогих модных новинок. Подобная добровольная экономность позволяет объяснить резкое сокращение потребления в начале Великой депрессии и снижение объема приобретения товаров во время Второй мировой войны.
Нарративы эпохи Великой депрессии из первых уст
Разговоры того времени отражали доминирующий нарратив. Вот письмо времен Великой депрессии в колонку
«Дорогой Микадо! В одном из своих последних писем с просьбой о финансовой помощи вы написали, что потеряли сбережения из-за недавнего финансового кризиса, поэтому свое письмо я адресую именно вам, так как у нас наверняка есть что-то общее. Только в моем случае мы не только потеряли то, что у нас было, но и оказались по уши в долгах.
Однако моя проблема состоит в том, что мы можем вернуть эти деньги примерно за 10 лет, если будем продолжать жить практически так, как живем сейчас, то есть в нашем нынешнем доме, только в условиях жесткой экономии. Конечно, мы могли бы переехать в дом подешевле, покупать только самое необходимое и благодаря этому быстрее избавиться от долгов. Но я бы хотела, чтобы вы, Ланчеолата, и другие сестры, которые напишут мне, поделились своим мнением, насколько это мудрое решение…
Я боюсь что-то менять, потому что это может оказать на нас негативное влияние в моральном плане. Это приведет к снижению нашего уровня жизни, и я боюсь даже подумать о необходимости приспосабливаться к новым условиям и о влиянии такого шага на наши настроения, состояние морального духа и взгляды на жизнь. Это может выглядеть как проявление трусости, но, если человек не прошел через такое, ему трудно осознать переживаемое напряжение и беспокойство, трудно сохранять спокойствие… Крайолд» (2).
Если у кого-то были такие соседи, как Крайолд, которые отчаянно цеплялись за «прежнюю жизнь», показуха с чрезмерным потреблением выглядела бы как абсолютная неспособность к сопереживанию. Примечательно, что автор интроспективно обращается к «нашему духу», что напоминает идею Кейнса о том, что депрессию вызывает упадок animal spirits. Решение автора письма о невозможности продажи дома облечено в определенные психологические рамки: женщина должна поддерживать дух своей семьи.