Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

«Ранее в эпоху бума я могла купить банку соли для ванн или лишнюю пару вечерних туфель, не ощущая никакого угрызения совести. Я могла охотно размышлять о наемных работниках в шелковых рубашках, добиравшихся до работы на своих “фордах” – одной из любимых тем СМИ. Теперь все иначе – те, кто продолжал устраивать большие вечеринки и наряжаться, считались бесчувственными по отношению к страданиям других людей» (9).

Несмотря на такие нарративы, кажется, что в ряде вопросов «тяжелые времена» Великой депрессии принесли и желаемые, по сравнению с 1920-ми годами, улучшения. Энн О’Хара Маккормик, лауреат Пулитцеровской премии, журналист New York Times, писала в 1932 году:

«Бывают моменты, когда самоуспокоенность, грубый эгоизм и жажду дешевых эффектов соотечественников уже невозможно вынести. Но этот случай не из их числа. На дне рынка мы гораздо лучше, чем на его вершине» (10).

Кроме того, отмечалось, что во время Великой депрессии, несмотря на высокий уровень безработицы, в стране не наблюдался рост преступности (11). Возможно, это было связано с ростом «добрососедских» и «терпеливых» настроений, смягчивших чувство личной несостоятельности из-за отсутствия работы, которое в противном случае могло толкнуть человека на преступление.

Хотя улицы, возможно, и стали более дружелюбными, на каждом углу можно было встретить следы человеческих страданий. В начале 1930-х годов царила «настоящая эпидемия всех видов уличного попрошайничества» (12). В 1932 году Washington Post писала: «Попрошайки стали особенно активны во время экономического кризиса. Они видят, что люди, которые не верят в целесообразность пожертвований профессиональным нищим, в настоящее время стали особенно отзывчивыми» (13).

Эпидемия продавцов яблок, начавшаяся в Нью-Йорке осенью 1930 года, распространилась по всей стране (14). Продавцы фактически признавали себя попрошайками и часто вешали себе на грудь табличку с надписью «Я – безработный» или «Съешь яблоко. Помоги мне не умереть от голода» (15). По сути, они попрошайничали, но продажа яблок делала их более достойными уважения и контактными. Газеты пестрели историями о преступлениях, совершенных нищими, не получившими милостыни, и их присутствие, несомненно, тоже препятствовало демонстративному потреблению (16).

Помимо нарративов о явных нищих, были другие – о скрытых безработных. 9 августа 1931 года юрист Бенджамин Рот записал в своем личном дневнике:

«Большинство квалифицированных специалистов в течение последних двух лет жили на деньги, взятые в долг по страховым полисам и т. п. Единственная работа, которая приходит сейчас, – это дела с нереально сложными взысканиями на условиях выплаты гонорара адвокату при достижении успеха. Все откапывают старые претензии и пытаются превратить их в деньги. Страсти накалены, люди никому не верят и очень подозрительны. Ничего не остается, кроме как усерднее работать за меньшие деньги и сокращать свои расходы до минимума» (17).

Но главным коренным изменением было формирование атмосферы взаимопонимания, возникающей как результат пережитой общей трагедии. Эта атмосфера объясняла готовность людей работать за условный гонорар или покупать яблоки на улице, даже если у них не было настроения их съесть. Вместе с тем, отказываясь от любого проявления демонстративного потребления, они непреднамеренно усугубляли кризис.

Уличное попрошайничество не ограничилось пределами Соединенных Штатов. В Германии, где уровень безработицы был еще выше, чем в США, число попрошаек и безработных молодых людей, вовлеченных в преступную деятельность, резко возросло как раз перед приходом к власти Адольфа Гитлера. Высокий уровень преступности и безработицы позволяет в том числе объяснить привлекательность Гитлера среди большого числа избирателей (18). После своего избрания в 1933 году Гитлер решил эту проблему, попросту отправив попрошаек и бездомных в концентрационные лагеря (19).

Нарратив о скромности нашел положительный отклик в значительной части мира.

Кинокритик Грейс Кингсли отметила в 1932 году, что в кино стало меньше роскоши:

«Из-за экономического кризиса и его влияния на публику продюсеры приглушают демонстрацию роскоши в своих картинах. Если раньше дом главной героини по своим размерам очень сильно походил на здание публичной библиотеки, то теперь комнаты в ее жилище имеют меньшие габариты, а демонстрация богатства не так бросается в глаза… И вот уже элегантный Рихард Бартелмесс и экстравагантная Марлен Дитрих играют героев незамысловатых семейных историй» (20).

Эти фильмы предлагали варианты сценариев жизни. Люди могли обнаружить, что, никогда сознательно не решая снизить свое потребление, начинали-таки в результате подсознательного воздействия потреблять меньше.

Священнослужители в своих проповедях также выступали против демонстрации богатства, что подтверждает одна из газетных статей 1932 года: