Теперь у меня был список пробелов и упущений, за которые Дженни себя третировала. Кажется, я уже понял, к каким выводам она пришла в связи с этим, и как эти выводы влияют на ее жизнь вообще и на отношения с Паулиной в частности. Посмотрев на этот список, я подумал, что он не полон: ведь были и другие переживания, за которые Дженни могла бы начать себя ругать, но почему-то не стала этого делать.
Я спросил, можем ли мы поговорить об этом. Паулина сказала: «Ну конечно, как можно упустить такой шанс?» Дженни воскликнула: «Конечно! Кем я буду, если не воспользуюсь такой возможностью?»
«Ну, – сказал я, – не могла бы ты помочь мне понять, как так получилось, что какие-то свои поступки ты не стала интерпретировать как свидетельства своей «недостаточности», не стала впихивать их в континуум личностного развития или в таблицу достижений? Почему по отношению к ним ты отказалась от привычной тебе стратегии? И если эти проявления твоей жизни не означают неудачу, то что они означают?» И Дженни, и Паулина реагируют на мои слова с большим энтузиазмом.
Этот вопрос стал отправной точкой для насыщенного описания разных сфер жизни Дженни. Отвечая на него, мы смогли увидеть другие возможности – не оценочные. Мы подробно поговорили о тех целях, ценностях и убеждениях, которые противоречат привычным, глубоко встроенным в нормативные предписания о том, какой должна быть развитая Личность в современной западной культуре. Дженни удалось вырваться из-под гнета неуверенности в себе.
Дамьена направила ко мне Хелен, ведущий психолог агентства, в котором тот работал. Когда его взяли на работу, он был молодым специалистом; считалось, что как консультант он подает большие надежды. Однако прошло восемнадцать месяцев, и в компании стали беспокоиться, что надежды эти он как-то не оправдывает. Теперь его считают нерешительным, не очень хорошо владеющим собой – не дотягивающим до того уровня, который ожидался от него и как от сотрудника, и как от ролевой модели для работающих в этом агентстве волонтеров. Хелен считала, что все это лишь мелкая помеха, с которой легко разобраться, и как только это произойдет, Дамьен станет уверенным в себе полноправным членом коллектива. Предполагалось, что стоит ему справиться со своей неуверенностью, как он с легкостью сможет играть те роли и выполнять те функции, которые от него ждут.
И вот я сижу и разговариваю с Дамьеном. Он подтверждает такую оценку своей деятельности. Он говорит, что сам не понимает, как так получилось. Он вспоминает, что в самом начале своей работы на этой должности он действительно испытывал легкую неуверенность, но считал, что вскорости она растворится – по мере того, как он разберется в правилах и принципах работы и поймет свою ответственность. Однако этого не случилось. Вместо того чтобы рассасываться, неуверенность стала расти как снежный ком, и теперь он чувствует такую тревогу и замешательство, что эти ощущения просто парализуют его. Все это создает для него очень неприятную ситуацию на работе, очень сильно давит. Он многое перепробовал, чтобы решить эту проблему, в том числе посетил тренинг развития уверенности. Но, увы, это не только не помогло, но и усугубило ситуацию. Неудачи, которые постигали Дамьена, когда он пытался решить проблему, усиливали его неуверенность в себе, и от этого он чувствовал себя все хуже и хуже.
Рассказ Дамьена вызвал у меня ощущение, что его переживания по крайней мере частично обусловлены тем, что он не во всем согласен с принятыми в этом агентстве подходами к работе и с требованиями, которые предъявляются к психологам-консультантам. Я подумал, что было бы полезно «распаковать» его неуверенность, чтобы у нас возникло более ясное понимание феномена, с которым мы имеем дело. Поэтому я спросил Дамьена, будет ли нормально, если я задам несколько вопросов о его чувствах, чтобы мы могли увидеть разные аспекты его переживаний. Я сказал, что у меня есть некое представление о том, как неприятно ему жить с неуверенностью и тревогой, и как бы ему хотелось не испытывать больше этих ощущений. «Но мне кажется, – сказал я, – что с ними связано что-то еще, о чем нам хорошо было бы узнать». Он сказал: «Cпрашивай». И я спросил: «Скажи, пожалуйста, если бы тебя не беспокоили все эти неприятные чувства, как выглядело бы твое взаимодействие с людьми, обращающимися к тебе за помощью? Ты был бы более сдержан и корректен с ними? Или менее?» В ходе обсуждения этого вопроса мы выяснили, что если бы он совсем не принимал во внимание свои сомнения и тревогу, то он вел бы себя во время работы гораздо менее скромно и более напористо. Мы обсудили, какие последствия это могло бы иметь, и в результате у Дамьена появилась возможность рассказать, как на самом деле ему хотелось бы работать, и поразмыслить над тем, как это связано с его желанием не поддаваться принятой в обществе культуре властных отношений.