Начну я с рассказа о том, какую роль сыграли технические устройства в развитии моей практики. С самого начала моего знакомства с семейной терапией мне очень импонировала в ней традиция записывания терапевтических бесед, пересматривания этих записей и последующей рефлексии. Я и сейчас, по прошествии многих лет, считаю эту традицию очень полезной.
В семидесятые годы я начал записывать некоторые свои беседы с людьми, обращавшимися за помощью, на аудио-, а потом на видеокассеты. Среди прочего, эта технология дала мне возможность ощутить преимущества ретроспективного анализа: я смог дистанцироваться от непосредственного опыта и увидеть и услышать то, что в любом другом случае было бы недоступно для меня (однако необходимо признать, что вместе с тем я испытывал изрядную неловкость). На протяжении своей работы я систематически обращаюсь к этой практике и всегда предвкушаю возможность переслушать или пересмотреть записи своих бесед с людьми, обращающимися за помощью, и чему-то научиться на собственных ошибках и упущениях.
Именно в ходе переслушивания и пересматривания записей я смог занять рефлексивную, отстраненную позицию, выйти из потока переживаний внутри терапевтических бесед, услышать и увидеть то, что иначе я не смог бы заметить. Несомненно, это создало возможности для возникновения поворотных моментов в моей работе.
Каковы эти поворотные моменты? В первую очередь, именно пересматривая записи, я стал отчетливее представлять, в каких направлениях может двинуться терапевтическая беседа, и как это может происходить. Непосредственно в ходе работы я этого не видел. Возвращаясь к беседам с конкретными людьми, неоднократно прослушивая их, я ощущал, что мой интерес к ним возрастает, я стал замечать тонкие, не замечаемые ранее следы их жизненных историй.
Это вдохновило меня развивать нарративные практики в сторону большей панорамности восприятия, создания возможностей для восприятия жизни в более широком контексте и обнаружения новых направлений движения.
Слушая и пересматривая записи, я возвращаюсь в позицию ученика. Мое ученичество никогда не заканчивается: я принимаю, признаю и ценю тот факт, что всегда останутся какие-то не учтенные, не замеченные мной возможности. Это означает, что я никогда не смогу полностью удовлетвориться тем, как я провел ту или иную консультацию и что я в ней сделал. И меня это вдохновляет, потому что побуждает продолжать развивать те умения, которые помогают выбираться из тупиков терапевтической беседы (а мы периодически туда попадаем) и находить пути к обогащению жизненных историй, насыщению их.
Именно переслушивая и пересматривая эти записи, я начал осознавать, что, пытаясь справиться с тяжелыми ситуациями, люди проявляют массу различных инициатив. Одно дело – просто признать, что люди не являются пассивными наблюдателями, принимающими как должное то, что происходит в их жизни, но совсем другое дело – помочь им увидеть их внутренние намерения, инициативы и создать благоприятные условия для их реализации. Одно дело – знать, что патологизирующие, необогащенные описания являются результатом влияния социума, и совсем другое дело – уметь выявить интенции самого человека, которые могут быть совершенно неявными, но ведущими к более позитивным заключениям о себе и возможностям для действий. Именно внутренние интенции открывают людям точки входа в развитие насыщенных историй.
Переслушивая и пересматривая записи терапевтических бесед, я начал лучше осознавать эти возможности. Они крайне важны для меня в обстоятельствах, где есть риск, что я могу заранее создать себе негативное представление о человеке: например, если я работаю с мужчиной, которого направили ко мне из тюремной системы потому, что он совершал насилие, и этот человек, как мне поначалу кажется, является приверженцем идеи, что насилие – это единственно возможный способ жизни.
Отчасти именно пересматривание записей привело меня к выводу, что достаточно хорошая жизнь – это такая, в которой заглохли 97 % инициатив человека, проблемно насыщенная – та, в которой потерялись 98 %; и терапевтическая практика успешна, если она способствует выживанию хотя бы одного процента инициатив.
Пересматривая и переслушивая записи бесед, я стал отчетливее представлять себе, как проявляются в терапии властные отношения, и это имело для меня огромное значение. В числе прочего я смог выявить и дать название такому феномену, как нечестность в терапии.