Нарративная практика. Продолжаем разговор

Тогда в нашем разговоре появилось пространство, позволившее мне задать еще один вопрос: «Если бы чувство тревоги, о которой ты рассказываешь, совсем не посещало бы тебя, то как бы ты узнавал о результатах своих консультаций, как распознавал бы степень своего влияния на жизнь людей, обратившихся за помощью?» Дамьен сформулировал, что если бы он стал окончательно уверенным в себе человеком, то он вообще не думал бы ни о какой ответственности за последствия своей работы. Дальше мы вышли на важные для него этические вопросы, поговорили об их происхождении и о том, что помогает ему поддерживать контакт с ними.

Мне в голову пришел еще один вопрос: «Если бы ты вообще не испытывал волнения и неуверенности, то что чаще оказывалось бы в фокусе беседы – твои знания об устройстве психики и жизни или представления людей, обратившихся к тебе за помощью?» Дамьен ответил на этот вопрос без малейшей неуверенности: «Конечно, мои прежде всего», – и добавил, что ему это совсем не нравится, его это не устраивает, потому что тем самым игнорировался и обесценивался бы жизненный опыт, который приносят с собой люди. После этого мы обсудили с Дамьеном, как он относится к тому, что некоторые психологические подходы, по сути, маргинализируют обращающихся за помощью людей, и терапевты вынужденно вовлекаются в этот процесс, так как от них ожидают именно этого.

И тут меня заинтересовало еще следующее: «Если бы ты был уверенным и не сомневающимся в себе, ты мог бы признать, что обратившиеся к тебе за помощью люди влияют на тебя, на твою собственную жизнь?..»

Все эти вопросы помогли «распаковать» тревогу Дамьена и обнаружить такие ее стороны, к которым можно прислушиваться, которые можно принять и пригласить в свою жизнь. Дальше мы стали обсуждать, как именно Дамьен может более открыто и искренне выражать свою позицию, касающуюся отношений власти в контексте терапии, этических вопросов терапии, ценностей, бросающих вызов маргинализующим практикам и проч.

На третью встречу с Дамьеном мы пригласили Хелен, ведущего психолога агентства. Сначала я попросил ее быть свидетелем моей беседы с Дамьеном. Дамьен насыщенно описал свою позицию по поводу отношений власти в терапии, по поводу этики и маргинализующих практик. Мы с ним обсудили, как в ходе своей работы в агентстве он может выражать эти свои взгляды. После этого Дамьен отсел в сторону, а мы с Хелен поговорили о том, что она услышала в моей беседе с Дамьеном и что это для нее значит. Говорила она об этом с уважением и признавала ценность высказанных им убеждений.

В результате этой встречи многое из того, что Дамьен благодаря своей тревоге смог сформулировать, стало важным и для Хелен. Совместно с Дамьеном они стали пересматривать методы консультирования и принятую в агентстве практику работы.

Формы и сущность современной власти

Что в этих историях общего? Я считаю, что тяжелые ситуации, в которых оказались Дианна, Дженни, Паулина и Дамьен, во многом явились результатом современных технологий влияния. Речь идет не о том управлении, которое реализуется в первую очередь за счет запретов, ограничений и регулирования, что характерно для традиционных или классических властных структур. Скорее, речь идет о том, что появились нормы, которые предписывают людям определенный образ мыслей и действий. Современная власть, вместо того чтобы запрещать или ограничивать, вовлекает людей в такую организацию жизни, которая удобна этой самой власти, однако происходит это исподволь, с помощью декларирования необходимости саморегуляции.

Можно сказать, что эти технологии дисциплинируют людей, причем слово «дисциплинируют» в данном случае многозначно. Во-первых, люди стараются подстроить свою жизнь и свою идентичность под нормы и правила, сконструированные в ходе развития современных «научных дисциплин». Во-вторых, результатом действия современных технологий управления становится то, что люди вырабатывают привычку к постоянной самоорганизации, самодисциплине.

В этом контексте современные гуманитарные дисциплины, такие как психология, социология, медицина и психиатрия, становятся инструментами, побуждающими людей постоянно выносить нормативные суждения о себе и о других – сравнивать реальную жизнь с нормами «продуктивной и аутентичной» жизни. Эти сконструированные нормы базируются на неких представлениях о человеческой природе, которые объявляются истинными, они же определяют приоритетные категории идентичности.