Я оглянулась на парней, с которыми воссоединилась, но каким-то образом оказалась только дальше от них. Все, чего мне хотелось – это забраться под одеяло на своей кровати и представить, что мы могли бы вернуться к самому началу. И что все могло бы обернуться совсем иначе.
Глава 12. Андреас
Рива вела себя совсем не подозрительно – даже когда думала, что она одна. По крайней мере, мне казалось, она не знала, что за ней наблюдают.
Спустя примерно год после ее исчезновения я открыл новую сторону своего таланта – к сожалению, это случилось прямо перед хранителями. Проходило очередное тестирование, я копался в воспоминаниях какой-то женщины, которую они притащили неизвестно откуда, и притворялся, будто не могу найти и половины из того, что им было надо. И вдруг я начал думать о том, как было бы здорово, если бы я мог просто вычеркнуть себя из их воспоминаний.
Технически я мог бы. По крайней мере, если бы мои таланты не были притуплены наркотиками, на которых нас держали. Если бы я действительно этого захотел, то мог бы в ту же секунду просто стереть все воспоминания о моем существовании из каждого разума в мире – кроме собственного, конечно.
И это был бы далеко не первый раз, когда я стер чьи-то воспоминания.
Но я не мог избирательно применять свои способности. Я мог или очищать каждый разум в отдельности, обрабатывая человека за человеком, или уничтожить сразу все воспоминания на свете.
Мне совсем не хотелось, чтобы даже мои друзья не смогли меня вспомнить. И это не избавило бы меня от проблем с хранителями, ведь, увидев меня, они бы поняли, что что-то не так. Да и цифровые записи со мной не исчезли бы.
Все эти мысли беспорядочно проносились у меня в голове, а желание исчезнуть становилось все сильнее. Взглянув на свою руку, я понял, что могу видеть сквозь нее подлокотник кресла, на котором она лежала.
Невидимость должна была быть крайне полезным навыком, но, сам того не ведая, я себя выдал и привлек внимание хранителей. В те несколько раз, когда они уменьшали дозу лекарств настолько, что я мог стать полностью невидимым, они помещали меня в сверхзащищенную смотровую, из которой я никак не смог бы сбежать.
В большинстве случаев, когда я пробовал свои способности у себя в комнате, лучшее, что мне удавалось – это сделать невидимыми одну-две конечности. Этого было недостаточно, чтобы каким-либо существенным образом повлиять на наши планы.
Но несколько дней назад действие лекарств полностью прекратилось, и я чувствовал, что впервые за много лет дышу полной грудью. Когда Джейкоб предложил мне незаметно проследовать за ними с Ривой в ее комнату, а затем остаться и присмотреть за ней пару часов, сделать это оказалось проще простого.
Пока Джейкоб придерживал дверь, я проскользнул за ней в комнату и прислонил свое прозрачное тело в углу, подальше от того места, где она могла бы пройти, ведь я оставался осязаем. И с тех пор я наблюдал.
Но на самом деле смотреть было не на что.
Какое-то время она сидела на своей кровати с тем же серьезным выражением на лице, которое с тех пор, как мы снова встретились, лишь изредка сменялось раздражением. Достала свой кулон, повертела в руках. Затем она опустилась на пол и выполнила серию упражнений, отжиманий и скручиваний, после чего встала и сделала несколько приседаний и выпадов.
Невозможно не оценить силу, которая струилась в ее обманчиво хрупком на вид теле. Когда ее лицо раскраснелось от напряжения, меня слегка бросило в жар.
Но я не какой-нибудь там вуайерист. Когда она решила сменить потную майку на чистую, я отвернулся к стене, пока не убедился, что она закончила.
Не моя вина, что образы того, как могли бы выглядеть ее стройные изгибы, все равно всплывали у меня в голове. Рива являлась единственной девушкой, которую я когда-либо по-настоящему хотел. Даже после того, как во время моих поездок в большой мир у меня появилась возможность познакомиться с другими – пусть и ненадолго.
Неважно, что еще произошло с тех пор, но некоторые чувства просто так не исчезают, как бы этого ни хотелось. Я был почти уверен, что Джейкоб бы со мной согласился, решись он это признать.
Когда шуршание ткани прекратилось, я позволил себе повернуться. Рива подошла к окну и приоткрыла его на несколько дюймов, чтобы в комнату проникло немного прохладного осеннего ветерка.
Отлично. Нам обоим это было на пользу.
Посмотрев на цифровые часы на комоде, я понял, что стою здесь чуть больше часа. Я размял мышцы, проверяя, не начал ли лишаться сил, но не обнаружил никаких признаков того, что невидимость меня изматывает.
По крайней мере, не в этом смысле. В смотровой на объекте я мог часами поддерживать свою способность, и у меня не возникло тех болезненных ощущений, которые появляются, если я слишком долго копаюсь в воспоминаниях людей. Но через некоторое время всегда возникало ощущение, будто я угасал. Что если я пробуду невидимым слишком долго, то никогда не смогу вернуться в нормальное состояние.