Нарушенная клятва

Бо заходит на кухню. На ней безразмерная мужская рубашка, возможно, доставшаяся ей от Рэйлана или Грейди. Ее черные волосы заплетены в свободную косу. Я не могу не заметить, как она красива. У нее яркие, волчьи черты Рэйлана, но в женском обличье. Ее глаза узкие и слегка подведены к внешним уголкам, губы полнее.

— Этот ноутбук тебе помог? — спрашивает она.

— Да. Спасибо.

Она подтверждает благодарность кивком.

— Ты идешь сегодня на танцы? — спрашивает она.

У нее резкая манера говорить, без всякого спокойного обаяния Рэйлана. Она выглядит нетерпеливой, как будто весь остальной мир движется для нее слишком медленно.

Я понимаю ее. Мне часто кажется, что люди думают и говорят вполсилы. Это постоянная борьба за сохранение видимости терпения.

— Я не знаю, — говорю я. — Я впервые об этом слышу.

— Ты можешь одолжить одежду, — говорит мне Бо. — Я знаю, что у тебя ее нет. Рэйлан сказал, что у тебя сгорела вся квартира.

В ее тоне есть намек на сочувствие. Не много, но достаточно, чтобы доказать, что Бо не совсем бесчувственная. Она, конечно, была щедра с одеждой и туалетными принадлежностями. У меня сложилось впечатление, что ей наплевать на вещи, но я все равно ценю это. Мне трудно принимать доброту. Я бы не выдержала, если бы она сделала из этого одолжение.

— Спасибо, — говорю я снова. — Я знаю, что все это странно. Наше появление здесь.

Бо пожимает плечами.

— Рэйлан любит неприятности. Он всегда любил их.

— Поэтому он не остался здесь? — спрашиваю я. — Ему было недостаточно приключений?

Бо сужает глаза и смотрит на меня сверху вниз, словно анализируя мотив моего вопроса.

— У него были свои причины уйти, — наконец говорит она.

Затем она резко поворачивается и уходит из кухни.

Я чувствую, что обидела ее, но не представляю чем. А может быть, она не обиделась, просто не хотела оставлять место для дальнейших вопросов.

Я снова смотрю в окно, и мои глаза неудержимо тянутся к Рэйлану.

Я чувствую притяжение к нему, не похожее ни на что, что я испытывала раньше.

Я не знаю, что, черт возьми, произошло между нами у реки. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Я полностью потеряла контроль. И обычно я ненавижу это чувство. Ненавижу его больше всего на свете.

Но в этом конкретном случае…

Это почти стоило того. Отказаться от чувства безопасности и достоинства в обмен на самый яркий сексуальный опыт в моей жизни.

Я никогда не испытывала такого удовольствия.

Я чувствую, как пылает мое лицо при одном воспоминании об этом.

Я не понимаю, как это произошло. Я никогда не испытывала такого дикого влечения к кому-то. Никогда не чувствовала, чтобы мое тело так реагировало…

И теперь я хочу снова отключить это. Я хочу выключить его, как кран, потому что я не знаю, куда это меня приведет. Я не знаю, что произойдет, если я снова поддамся этому импульсу.

Я хочу уйти и вернуться в Чикаго.

Я потрясена ранчо Рэйлана, его семьей, его личной жизнью. Я потрясена тем, что вижу его здесь, в его стихии, где он чувствует себя наиболее комфортно, наиболее самим собой.

Здесь он наиболее силен, а я наиболее растеряна и сбита с толку. У меня нет ни одного из атрибутов моей нормальной жизни: моей одежды, моего распорядка, моей карьеры, моей собственной семьи. Это основные элементы моей личности. Кто я, раздетая до нитки и привезенная в это странное место?

Мы с Рэйланом пропустили обед, когда все утро колесили по городу. Я сделала себе сэндвич, пока работала, а он остался в загоне, вероятно, становясь голоднее с каждой минутой.

Он так долго возится с лошадью, что чуть не пропустил и ужин.

Я остаюсь одна на кухне с Селией, когда она приступает к вечерней готовке. Я работаю на ноутбуке Бо, но мне совестно смотреть, как она чистит картошку и режет морковь, зная, что я буду есть еду, когда она закончит. Особенно учитывая, что она делает всю эту работу в неудобном гипсе на правой ноге.

— Могу я помочь? — спрашиваю я ее.

— Не нужно, — говорит она. — Ты уже работаешь.

Ее тон искренен, она не пытается подтолкнуть меня к тому, чтобы я снова предложила. Но я все равно закрываю ноутбук и встаю, чувствуя, что должна внести свой вклад, поскольку я живу в ее доме, ношу одежду ее дочери и ем ее еду.

— Я не знаю, что, черт возьми, делать, — честно говорю я ей. — Но я бы хотела помочь.

— А лук заставляет тебя плакать? — спрашивает она.

— Я не знаю.

— Попробуй порезать вот это, — говорит она.

Она дает мне пару желтых луковиц, а также протертую разделочную доску и большой поварской нож, который явно точили снова и снова на протяжении долгого времени. Лезвие отточено до хрупкой тонкости.

Я занимаю место за прилавком рядом с ней и пытаюсь нарезать и почистить лук.

Я вижу, что трачу слишком много, трудно снять кожицу, не сняв при этом пару колец с лука. Потом мои куски получаются разной формы и размера, а не одинаковые, как у Рэйлана. Я пытаюсь использовать хват ножа, который он мне показал, и покачивающие движения. Это немного помогает.

Лук чертовски жжет глаза. Я усиленно моргаю, и слезы текут по щекам. Я протираю глаза тыльной стороной ладони, но от этого становится только хуже.