Нарушенная заповедь

– Ага, я заметила, – Кристине не хотелось слушать про Молчанова. – Это он придумал сказку про американских мафиози, убивших Асиных родственников?

– Ну почему сказку? И почему он? – в голосе Рыбака отчетливо слышалось недовольство.

– Да потому что не было никаких американцев, – безапелляционным тоном произнесла Кристина.

– А ты хочешь, чтобы это была Ася? Да?

– Почему Ася? При чем тут Ася? Я хочу знать правду.

– Зачем?

Странный вопрос. Кристина задумалась – а правда, зачем? Рыбак ждал ответа, а ей, как назло, ничего не лезло в голову, кроме одного, казавшегося совершенно нелепым варианта: ей хочется найти подтверждение бабушкиным словам о том, что Тимур не убивал свою жену. Вроде бы какая ей разница – убил или нет? Что он Гекубе, что ему Гекуба[5]? Как-то это все трудносовместимо – ее отказ от помощи Молчанова и одновременно желание реабилитировать его хотя бы в собственных глазах.

Так и не придумав, что ответить Рыбаку, Кристина просто попрощалась, сославшись на внезапный приход соседки.

* * *

«Правда! – подумал Рыбак, рассеянно глядя на экран мобильного телефона. – Кому она нужна – правда?»

Асе, оплакивающей сестру и ее мужа? Заручившись разрешением Новоселова, Рыбак съездил в квартиру, которую они снимали, и нашел в мусорном ведре две пустых ампулы из-под метролола[6] и шприц. «Звонок другу» – все тому же Лебедеву – помог выяснить, что это сердечный препарат, передозировка которого вызывает резкое снижение давления, остановку сердца и, если вовремя не оказать помощь, летальный исход. Даже если Стас толкнул Асю под колеса спонтанно, – заранее спланировать такое сложно, – то отравленные конфеты – вещь явно продуманная и подготовленная. Парочка была так уверена в своей безнаказанности, что даже не потрудилась уничтожить улики. Они даже не подумали, что конфеты могут убить не только Асю, но и людей, находящихся рядом с ней. Кристину, санитарку… Если Ася узнает, что Рита и Стас хотели убить ее из-за квартиры, будет ли ей легче? Не разрушит ли эта правда ее мир, и без того находящийся в состоянии довольно шаткого равновесия? Не подорвет ли веру в людей?

Станет ли легче тестю Молчанова, когда весь город узнает, что его внук – монстр, погубивший троих человек? Не разрушит ли это его годами, по крупицам создаваемую репутацию? Это как в старом анекдоте: то ли он убил, то ли его убили, но осадок-то остался. Одно слово – и оголтелые представители желтой прессы пойдут склонять в своих газетенках имя отца Карины. И зачем? Виновник уже понес заслуженное наказание, так почему должны страдать его родные?

Обрадуется ли Симбирцев, если правда о том, как, собственно, были перечислены в благотворительный фонд двадцать пять миллионов, выплывет наружу? Пусть не по собственной воле, но он получил свою минуту славы. Так зачем развенчивать героя, лишать его отголосков воспоминаний, вызывающих гордость?

Как ни крути, бывают случаи, когда правда никому не нужна. Ну, может быть, почти никому.

* * *

Ночные фонари окрасили ночь за окном такси в мандариновый цвет. Кажется, опусти немного стекло, и почувствуешь свежий, радостный запах. Ася смотрела на пробегающие мимо дома и улыбалась. Впервые за много лет ей хочется возвращаться в свою квартиру. Потому что одиночества цвета синей стали там больше нет. Оно ушло, уступив место Рыбаку. Ванечке.

Он привез ее из больницы, помог донести вещи и долго топтался в прихожей, роняя какие-то пустые слова. Ася видела: ему хочется остаться, но он ни за что не скажет об этом. Он ждет приглашения. А она не знала, что сказать. Не было у нее никакого опыта общения со взрослыми мужчинами, разве что с родителями своих учеников. Но тут совсем другой случай. Что делать? Предложить чаю или кофе? Поесть? Выпить? Что?

И тогда она просто взяла его за руку.

* * *

Оставшись одна, Кристина долго не могла заснуть. Ее раздирали на части два противоречивых желания: строить новую карьеру самостоятельно и воспользоваться помощью Молчанова. Конечно, для работы в той сфере, куда она решила проникнуть, нужны связи. Никто не станет делиться сокровенной информацией с неизвестно откуда взявшейся фирмой, за которой никто не стоит. Надеяться, что кто-то обратится за помощью в деликатном деле к дилетантам, наивно. «Нет, так не годится, я же реально программирую себя на провал! Надо настроиться на победу», – приказала себе Кристина. Но приказать – это одно. А реально повернуть мысли вспять и заставить себя поверить в свои силы после того, как сам же зародил в себе сомнения, очень сложно. Страх неудачи – подножка, которая губит в зародыше многие идеи. Стоит только дать волю, и он поселится в подсознании. А дальше человек начинает защищаться от возможного провала, даже когда в этом нет нужды, создает причины, оправдывающие еще не случившийся проигрыш. Для чего? Да хотя бы для того, чтобы не винить себя в неудаче, чтобы избежать удара по самолюбию.