Нарушенная заповедь

– Пусть живет, как хочет… – продолжала Карина. – Пожалуйста… Обеща… – последнее слово словно растворилось в тишине.

– Карина! – заорал Тимур. – Не уходи! Подожди! Я сейчас! Гони на центральное кладбище! – крикнул он шоферу.

Тот ударил по тормозам, резко развернулся.

Ночное кладбище явно не ожидало непрошеных гостей. Выскочив из машины, Тимур бросился к воротам.

– Эй, мужик, а деньги? – окликнул его водитель.

Тимур вытащил портмоне и, не глядя, сунул в протянутую ладонь несколько купюр. Ворота были закрыты на замок, но рядом имелась приоткрытая калитка. Ориентируясь на едва теплящийся в окнах часовни свет, Тимур довольно быстро нашел могилу жены, откинул венки и, упав на колени, принялся разгребать рыхлую, остро пахнущую сыростью землю.

– Сейчас, родная, потерпи…

Внезапно по глазам ударила резкая вспышка света. В следующую секунду кто-то вывернул ему назад руки и защелкнул на запястьях наручники. Чьи-то руки уверенно прошлись по карманам. Тимур дернулся, попытался освободиться и едва сдержал крик от резкой боли в запястьях.

– Вставай! – скомандовал сзади чей-то голос.

Тимур, с трудом удерживая равновесие, встал, оглянулся. За спиной стоял молодой мужчина в милицейской форме с сержантскими погонами. В руках он держал бумажник и мобильный Тимура.

– Документов нет, товарищ капитан, – сказал сержант, обращаясь к стоявшему чуть поодаль мужчине, тоже в форме.

В тот же момент Тимур словно очнулся от кошмара, в который его погрузил странный звонок, и увидел себя со стороны, глазами представителей закона: грязный, пьяный мужик ночью на кладбище раскапывает могилу.

– Слышь, археолог, – презрительно растягивая слова, спросил второй милиционер, – у тебя разрешение есть на раскопки?

– Есть, – сказал Тимур. Очевидно, несмотря на убойную дозу спиртного, голос его уверенности не потерял, потому что старший по званию милиционер кивнул своему напарнику:

– Сними с него браслеты, – и, обращаясь к Тимуру, добавил: – Пройдемте, гражданин.

– Сейчас, – Тимур не мог уйти, не приведя могилу в порядок. Он сгребал ладонями землю, стирая следы своего безумия. Разум был уверен: все случившееся – игра воображения, но какая-то часть его «я» так не считала, и оттого ему казалось, что он второй раз за сегодня хоронит жену.

По дороге в отделение Тимур связался с Лиговым, начальником службы безопасности своего банка. Аркадий Семенович Лигов, в прошлом полковник милиции, друг отца, часто выручал Тимура, разруливая щекотливые ситуации. Вот и сейчас, несмотря на довольно позднее время, он незамедлительно прибыл в отделение, где стражи порядка передали ему с рук в руки успевшего умыться шефа, убедился, что никаких следов о пребывании Молчанова в милиции не осталось, и доставил его в дом на Зеленой горке.

В холле Тимура встретила Мария, очевидно, разбуженная шумом подъезжающего автомобиля. Она обычно не оставалась в доме на ночь, уходила в деревню. «Хороший же я отец, – думал Тимур, поднимаясь по лестнице, – даже не вспомнил о сыне. Чужой человек и то побеспокоился». Однако у порога в комнату сына чувство вины отступило: Артем, сгорбившись, сидел у компьютера и самозабвенно щелкал мышкой.

– Артем! – окликнул Тимур сына. Тот даже не обернулся.

Тимур, внутренне сатанея, стремительно пересек комнату и нажал на кнопку выключения монитора. Комната погрузилась в полумрак, но в неярком свете, льющемся из коридора, Тимур смог разглядеть ненависть, зарницей полыхнувшую в глазах сына.

– Ты что! – заверещал он кликушеским фальцетом. – У меня же игра! Я же не один играю, а в клане!

– Артем, – прервал его отец, – где мамин телефон?

– Откуда я знаю? – не меняя тона, огрызнулся сын. – На фига он мне сдался?

Пальцы против воли сжались в кулаки. «Пусть живет, как хочет… – внезапно прозвучал в голове голос Карины. – Пожалуйста… Обеща…» Тимур резко развернулся и вышел из комнаты.

Он прошел по коридору, спустился по лестнице и сел на последнюю ступеньку. Здесь она лежала, ждала помощи…

– Проклятье! – и Тимур что есть силы ударил кулаком по лестничной решетке с лилиями, коронами и единорогами. – Проклятье!

* * *

– Неужели это правда, насчет проклятья? – спросил Тимур у Марии где-то через неделю после похорон.

Они сидели на веранде летней кухни, как сиживали когда-то совсем недавно всей семьей. Только стулья матери, отца и Карины сиротливо стояли у стены, а купеческий самовар сменила початая бутылка водки. Опершись грудью о кромку столешницы, Тимур, словно сквозь визир, рассматривал через бутылку свое наследство: кривые сосны на косогоре, яблоньки в кипенно-розовом цветочном убранстве, которое лишь подчеркивало их уродство, и дом-убийцу.

– Нет, конечно, – ответила Мария. Со дня смерти Михаила Петровича и Елены Павловны она не снимала глухое черное платье до пят, делавшее ее похожей на монахиню.

– Но говорят, что старые хозяева дома все умерли.