Нарушенные клятвы

Я давным-давно подавил все более мягкие эмоции. Это откровение сотрясает меня. Воспоминания, которые я долгое время не позволял себе вспоминать, проносятся в моей голове. Все с участием брюнетки с застенчивой улыбкой.

Я пытаюсь представить это — ребенок с некоторым сочетанием наших черт. Хотя, исходя из того, что только что сказал Алекс, он больше похож на меня, чем на нее. Моя миниатюрная версия бродила по миру, а я ни хрена не подозревал.

— Лайла ничего не знает, Николай. Ничего. Она думает, что ты просто придурок, который сбежал от нее. Она просто хотела знать, волнует ли тебя, что у тебя есть ребенок…

Я вешаю трубку. Бросаю телефон на пол и швыряю стакан в стену. Он разбивается, разбрызгивая повсюду осколки кристаллов и бурбона.

В дверном проеме появляется тень, прежде чем, пошатываясь, входит блондинка с моей кровати. Я не могу вспомнить ее имя. Есть вероятность, что я и не спросил его.

Она сонно моргает, глядя на мою вздымающуюся грудь и беспорядок на полу.

— Что происходит?

— Убирайся, — рявкаю я.

— Но я…

— Убирайся. Вон.

Блондинка скрывается из виду. Это модель, которую я подцепил во время нашей недавней встречи за ужином. Она понятия не имеет, кто я на самом деле и чем зарабатываю на жизнь, и все же того, что я повысил голос, было достаточно, чтобы она убежала, как испуганная мышь.

Люди, естественно, боятся меня. Их инстинкты говорят им, что я опасен, велят им избегать меня, даже если их разум не находит веской причины для страха.

Лайла никогда не смотрела на меня как на монстра. Тогда мой список грехов был намного короче, но мои руки не были чисты.

Рядом с ней я смягчался. Становился добрее.

Я не хотел ее пугать.

Я хотел притвориться, что у меня есть выбор, что попасть в список ожидания на занятие или не попасть на первую летнюю стажировку было самой большой моей заботой.

Я не предполагал, как трудно будет уйти от этого проблеска нормальности.

От нее.

Оказывается, я ушел даже от большего, чем предполагал.

И теперь я должен решить, что с этим делать.

ГЛАВА 6

НИК

По дороге в Филадельфию я не успеваю ничего сделать, кроме как посмотреть в окно.

Я погружен в свои мысли. В воспоминания. В сожаления.

Дома я никогда не мог позволить себе такого. Да и сейчас я не должен себе этого позволять, учитывая, что в этой поездке у меня еще есть дела, о которых нужно позаботиться.

Но я все равно это делаю. Я часто бываю эгоистом, но это редко бывает в моих собственных интересах. Это ожидаемое поведение, которое я должен выставлять напоказ, как корону, чтобы обозначить свое место в иерархии. Красивые женщины, шикарные машины и дорогое спиртное — все, что от меня ждут, и я потакаю им. Они ни в коем случае не уникальны. Ни одна из них не имеет для меня никакого значения; это не пороки и не вещи, без которого мне было бы трудно жить.

Воспоминания о смехе и глазах Лайлы, которые часто становились таинственными? Они мои — и только мои.

Болезненная снисходительность.

Мазохистское облегчение.

Мне следовало задать Алексу больше вопросов, прежде чем отправляться в эту поездку. Но я не мог этого сделать, не проявив уязвимости. И динамика отношений между мной и им сейчас совсем иная, чем была в колледже.

Тогда я иногда спрашивал совета у Алекса. Теперь моя роль изменилась. Неуверенность — это слабость в моем мире, даже среди самых близких мне людей. Особенно среди них.

Постепенно пейзаж становится знакомым. Ностальгия покалывает мою кожу, раздражая, но успокаивая.

Мы въезжаем в Ист-Фоллс и останавливаемся перед восьмиэтажным жилым домом.

— Оставайся в машине, — инструктирую я водителя, прежде чем надеть солнцезащитные очки и выйти на тротуар.

Переходя улицу, я изучаю фасад многоквартирного дома. Он чистый и ухоженный. Но скучный и безжизненный, как сетевой отель.

С точки зрения безопасности это чертов кошмар. Балконы и широкие окна выходят на дорогу. Рядом с главным входом есть панель управления, но кто-то подпер дверь камнем, чтобы она была открыта. Швейцара нет. Сигнализация не реагирует на открытую дверь.

Я не пользуюсь преимуществами легкого доступа.

Добраться сюда — все, что входило в мои планы. Я понятия не имею, что теперь делать. Быть боссом — одинокая работа, но я никогда не чувствовал себя более одиноким, чем сейчас. Любой, кому я расскажу о Лайле и ее сыне, может стать для них угрозой в будущем.

Я ушел от нее, потому что у меня не было другого выбора. Я ушел от нее, не попрощавшись, потому что беспокоился, что еще могу сказать. Было бы заманчиво — слишком заманчиво — рассказать ей правду. Чтобы заставить ее ненавидеть меня немного меньше. Но это было бы эгоистично. Это не изменило бы наш конец. И подвергло бы ее опасности.

Мне не следует вступать с ней в контакт. Я должен притвориться, что Алекс мне ничего не рассказывал. Я могу открыть какой-нибудь секретный счёт, управлять им через несколько подставных компаний и убедиться, что о них хорошо заботятся, благодаря анонимному непредвиденному доходу.