Нарушенные клятвы

К моему удивлению, она открывается. Когда мне становится видно, что в комнате, я понимаю почему. Сначала до меня доходит тошнотворный запах разложения, за ним следует пара ног, которые превращаются в мужское тело, когда я полностью открываю дверь.

Каким бы извращением это ни было, в моей груди зарождается надежда. Убивать ради спорта часто было стилем Дмитрия. Это говорит о том, что есть шанс, что он действительно находится в здании.

Я закрываю дверь и крадусь по коридору, пытаясь не обращать внимания на шум крови в ушах и оглушительные удары в груди.

Если их здесь не будет, я не знаю, что буду делать.

Но я точно знаю, что это будет некрасиво. Люди, которые говорят, что не способны на насилие, — лжецы. На него способен каждый. Все дело в том, чтобы понять, что подтолкнет к этой точке.

Я пролил много крови. Из чувства долга.

Этот крестовый поход подпитывается любовью. Красивая, искрящаяся, мягкая эмоция, способная посеять больше хаоса, чем ненависть.

Ненависть не может проникнуть под кожу так, как это делает любовь. Она изменяет строение клеток и разжигает химию. Заставляет проливать кровь за того, кого любишь, но никогда за того, кого по-настоящему ненавидишь. Но ненависть обладает собственной темной силой. И прямо сейчас и ненависть, и любовь управляют моими решениями.

Я непостоянен и зол.

Напуган и нервничаю.

Я выбиваю дверь. Все внутри подпрыгивают. И внутри есть люди.

— Ненавижу то, что ты сделал с этим местом.

Голова Дмитрия дергается в мою сторону так быстро, что я слышу треск, выражение его лица теряется где-то между недоверием и яростью.

— Гребаный Максим, — рычит он.

Я киваю, как будто сочувствую его предательству.

— В наши дни трудно найти преданных мужчин, не так ли?

Мои глаза обшаривают комнату. С ним только один мужчина. Глупый и безрассудный.

Я пользуюсь возможностью, чтобы еще раз украдкой взглянуть на Лео и Лайлу, которые оба смотрят на меня. Лицо Лео сияет, как рождественская елка. Я не встречаюсь взглядом с Лайлой, просто осматриваю ее тело, чтобы убедиться, что она невредима. Я не знаю, что увижу в выражении ее лица, а отвлекаться — это последнее, что мне сейчас нужно.

— Женщин тоже, — отвечает Дмитрий, переходя на английский. — Твоя американская шлюха предложила отыметь ее за свою свободу. — Он ухмыляется, затем смотрит на Лайлу, чтобы увидеть ее реакцию.

Я знаю, что это лучшее начало, которое у меня может быть. Я стреляю дважды. Голова. Сердце. Грузный мужчина спотыкается один раз, затем падает.

Я не узнаю его. Я уверен, что Дмитрий дал много обещаний в обмен на помощь. Вместо этого он расплачивается своей жизнью.

Вот почему я ненавижу давать обещания. Их легко давать и еще легче нарушать. Долг никогда не будет взыскан.

Дмитрий больше не выглядит удивленным. Его кулаки сжаты от едва сдерживаемого гнева, он смотрит на своего сообщника без тени сочувствия и с яростью, когда понимает, что его преимущество только что исчезло.

Я предвижу его следующее движение, поднимая пистолет одновременно с ним. Вот только Дмитрий не целится в меня в ответ.

Он целится прямо в Лео.

— Брось его, Николай. Или твой сын умрет.

Это мой худший кошмар, проигрываемый в высоком разрешении. Это хуже, чем моя поездка в Филадельфию. Тогда я понял, что Лайла важна для меня. Я узнал, что у меня есть сын, но я даже не знал его имени. Я не представлял, каково это — иметь семью. Любить двух людей больше, чем ты любишь что-либо еще.

Выбор моего отца — вот из-за чего его убили. И я часто задавался вопросом, поступил бы он как-нибудь по-другому, зная, что рискует гораздо большим, чем собственной жизнью. Он был превосходным паханом и ужасным отцом. Я всегда клялся, что буду другим.

Я отличный стрелок, что я только что продемонстрировал.

— Отпусти их. Они не имеют к этому никакого отношения.

Дмитрий прищелкивает языком.

— У меня есть теория, что ты будешь более сговорчивым, если они останутся.

— Я останусь.

Я бросаю взгляд на Лайлу, но она сосредоточена на Дмитрии.

— Отпусти Лео. Я останусь.

Дмитрий наклоняет голову, раздумывая.

Я не думаю, что есть хоть малейший шанс, что он согласится.

Я тот, кто ему нужен. Лео также ценен для него как мой наследник. Они оба были приманкой, он мог просто взять Лео. Это говорит мне о том, что Дмитрий знает — или, по крайней мере, подозревает, — что Лайла так же важна для меня, как и мой сын.

После долгих раздумий Дмитрий соглашается.

— Хорошо. Мальчик может идти.

Его пистолет переводится с Лео на Лайлу, что мало уменьшает мое беспокойство. Я отвлекаюсь на то, что Лео бежит ко мне, а не к двери. Я наклоняюсь, чтобы обнять его, рассчитывая на то, что Дмитрию будет неудобно стрелять в меня во время разговора с моим ребенком. У него одна из худших черт потенциального лидера — жажда одобрения.

Я обнимаю Лео всего несколько секунд. Дмитрий может быстро передумать, и я не хочу, чтобы мой сын находился поблизости, если это произойдет.

— В конце коридора есть дверь. Спустись по лестнице. Там есть люди, и они защитят тебя.