Нарушитель спокойствия

– Нет, но его ждет, пожалуй, худшая участь. Он систематически разрушает все доброе и светлое, что еще осталось в его жизни, включая любовь девушки, и погружается в глубокую, безысходную депрессию. А под конец он попадает в психушку, по сравнению с которой Бельвю покажется просто курортом. Я уверен, Карл, что, когда это будет изложено на бумаге, вы найдете там достаточно трагизма и обреченности. В герое с самого начала присутствует тяга к саморазрушению.

На этом он закончил, и только дрожь в руках – которую он попытался унять, прикурив сигарету, – выдавала его волнение.

– Не знаю, не знаю, – протянул Манчин. – Чего-то здесь не хватает, что-то упущено. А вы как думаете?

Уайлдер был настолько встревожен первой частью выступления Хейнса (Кто такой этот Джек Хейнс? Откуда он узнал все эти подробности?), что охотно воспользовался бы случаем его забраковать – и тогда они взяли бы другого сценариста с другим набором идей, – но решил обойтись без скоропалительных заявлений.

– Я понимаю вашу озабоченность насчет клише, Карл, однако мне сложно делать выводы о том, что еще не написано.

– А мне это показалось интересным, – сказала Памела, и Уайлдер взглянул на нее с недоумением, поскольку был уверен, что она воспримет этот сюжет в штыки.

– И где это все будет происходить? – спросил Манчин. – В Нью-Йорке?

– По большей части да, но я еще не проработал этот вопрос. Если хотите сменить место действия, это не проблема: он может уехать с девушкой куда угодно.

После сердечного прощания («Я свяжусь с тобой позже, Джек», – сказал Манчин) Хейнс укатил прочь в своем пыльном белом «фольксвагене», который выглядел слишком миниатюрным для его грузной фигуры и длинных ног.

– Что ты думаешь на самом деле, Памела? – спросил Уайлдер.

– Я уже сказала: мне это кажется интересным. Я только сейчас по-настоящему оценила идею Карла насчет трех частей.

– Что ж, хорошо, – сказал Манчин, – но имейте в виду, что Хейнсу всегда найдется замена. О нем я знаю лишь то, что несколько лет назад он опубликовал парочку невразумительных романов и что список его телесценариев будет длиной с вашу руку. Мы можем найти кого-нибудь покруче. Кстати говоря, буквально этим утром я прочел в местной газете, что к нам приехал Честер Пратт. Конечно, он сейчас может быть занят другими проектами; в ближайшее время я это выясню. Заполучив писателя такого калибра, можно быть спокойными, по крайней мере, за качество текста.

– Нет, Карл, это исключено, – сказал Уайлдер, ощущая прилив крови к лицу и боясь, что остальные это заметят. – Честер Пратт нам не нужен.

– Но почему, скажите на милость?

– Я с ним однажды встречался. Он горький пьяница.

Памела сосредоточенно разглядывала свои ногти.

– Однако он смог продержаться трезвым достаточно долго, чтобы написать шикарную книгу, – заметил Манчин.

– Ну, я бы не назвал ее шикарной, – сказал Уайлдер. – На мой взгляд, он там несколько перегибает палку.

– Так ты прочел его книгу? – удивилась Памела. – Я и не знала об этом.

На обратном пути, в машине, она спросила:

– Почему ты повел себя так нелепо, когда зашла речь о Пратте? Если Манчин сможет его привлечь, это станет большой удачей для нашего проекта.

– Просто не хочу иметь с ним дело. Должен сказать, я удивлен тем, что ты вновь готова общаться с Праттом.

– Ох, Джон, да нам и не придется с ним общаться. Он будет где-то в уединении работать над сценарием, а после того, как фильм запустят в производство, мы с ним, возможно, больше ни разу нигде не пересечемся.

Кроме того, что бы мы ни думали о его личных качествах, этот человек может сделать великолепный…

– Ладно, – сказал он, крепко сжимая руль обеими руками во избежание гневных жестов. – Ладно.

– В любом случае на это глупо даже надеяться. Не думаю, что Манчин сможет его уговорить.

Позднее тем же вечером, когда они возвращались домой после ужина в ресторане, Памела остановилась у киоска и купила пару местных газет.

– Зачем это тебе? – спросил он.

– Хочу проверить новость насчет Пратта. Интересно, что о нем пишут.

– Только не это! – сказал он, останавливаясь на тротуаре. – Я не позволю тебе заносить в дом эти мерзкие газетенки!

– Ты что, рехнулся?

Это была не первая их ссора после приезда в Лос-Анджелес, но она оказалась самой внезапной и впервые произошла на оживленной улице.

– Ну и ладно, читай их! – кричал он. – Читай! Но все равно ты не найдешь в них того, что ищешь: там не напечатают номер его телефона!

– Джон, это самое дикое, самое нелепое… Если ты сейчас же не прекратишь, клянусь, я…

– Что ты сделаешь? Бросишь меня, прихватив денежки своего папаши? Отлично! Залезай обратно в постель к Честеру Пратту! Прихвати еще и Манчина до кучи! Вы втроем сделаете классный фильм обо мне! Да, я «темный персонаж», я «обречен судьбой», у меня есть «тяга к саморазрушению», и во мне до хрена этой долбаной тяги…