Нарушитель спокойствия

Игра шла так себе — без ощущения разогрева и проступающего пота, когда мышцы то напрягаются, то расслабляются при обмене бросками, без плавного полета мяча и приятного чпокающего звука, когда он попадает в центр перчатки, без шуток или поздравлений («Ну ты мазила!.. Это класс!..» и т. п.). Большинство бросков Томми были слишком сильными и неточными, заставляя его отца бегать туда-сюда по траве или ползать на четвереньках под кустами, где его хлестали по лицу ветки. Он запятнал на коленях чистые штаны и вдобавок чуть не выколол себе глаз, наткнувшись на сосновую иглу.

Постепенно его собственные броски стали получаться все хуже, и теперь побегать пришлось Томми, что хотя бы дало Джону возможность отдышаться.

— Давай попробуем с отскоком, — предложил он в надежде, что так будет легче для обоих, но на кочковатой земле ничего хорошего не получилось: мяч отскакивал в самых неожиданных направлениях, они метались и спотыкались, и кепи «Янкиз» слетело с головы Томми.

— Может, вам уже хватит? — с улыбкой спросила Дженис, сидя на корточках над грядкой. — Не хотите теперь искупаться?

— Как… как насчет купания, Том? Или еще не наигрался?

— Без разницы. Мне все равно.

На озере дела также пошли не лучшим образом, впрочем, это было предсказуемо. Дженис плавала отлично, и Томми был неплохим пловцом для своего возраста, а вот Уайлдер боялся воды — и боялся в этом сознаться — всю свою жизнь. В детстве и юности он по возможности избегал плавания, а когда это было неизбежно, выступал в роли этакого акваклоуна: барахтался и загребал по-собачьи, не в силах избежать попадания воды в желудок и легкие; страшился нырнуть, но все же выполнял потешно-неуклюжие прыжки с трамплина, дабы развлечь приятелей, хотя и не слышал их смеха, вслепую отчаянно стремясь поскорее глотнуть воздуха. Это была одна из первых вещей, которые узнала о нем Дженис еще до их свадьбы, и это стало причиной одной из их первых размолвок («Но это просто глупо, Джон, научиться плавать может каждый». — «Хорошо, в таком случае я глупец. И больше не будем об этом»). Пока Томми был малышом — лет до пяти-шести, — это не имело большого значения: он мог заходить глубоко в воду с вертлявым, визжащим сынишкой на плечах и получал истинное удовольствие, ощущая доверчиво сжимавшие его шею маленькие бедра и цеплявшиеся за волосы ручонки. Особенно ему нравилось купаться в штормящем море, когда никто не устраивал заплывы и он мог вместе со всеми просто подпрыгивать и вопить в волнах прибоя. Но несколько лет назад — на этом самом озере — Дженис научила Томми плавать. Причем сделала это весьма тактично: если мальчик спрашивал, почему его учит не папа, она говорила, что папа занят или устал или он не так любит плавание, как другие вещи, вроде того же бейсбола.

В этот день на берегу озера было многолюдно — обитатели всех окрестных бунгало поспешили воспользоваться кратковременным возвращением лета, — благодаря чему он почти не привлек к себе внимания, когда пугливо замешкался, тщательно расправляя покрывало и раскладывая в строгом порядке полотенца, ботинки, наручные часы, в то время как его жена и сын поплыли наперегонки к белому заякоренному плоту, всегда казавшемуся Джону неимоверно далеким. В этой пляжной суматохе вряд кто-нибудь заметил, что он забрел в озеро по самые ноздри, и лишь после того рискнул оттолкнуться ото дна и, задержав дыхание, отчаянно месил воду руками и ногами, пока не дотянулся до одной из мокрых цепей, которыми плот крепился к стальным бочкам-поплавкам. Ухватившись за цепь, он почувствовал себя увереннее и немного отдохнул, а затем уперся ладонями в край плота, рывком поднялся из воды и, обтекая, откинул назад волосы со вздохом облегчения, вполне сравнимым с победительным воплем атлета-рекордсмена.

— Привет, — сказала Дженис, и они с Томми подвинулись, давая ему больше пространства.

Невозможно было понять, наблюдали они за его плачевным продвижением от берега или нет.

— А воздух прохладный, ты не находишь? — сказала она. — Смотри, я вся покрылась гусиной кожей.

Джон посмотрел и убедился, что так оно и есть.

— Сегодня на озере прямо столпотворение, — продолжила она, понизив голос. — Не припоминаю, чтобы когда-либо прежде видела здесь столько народу. А ты?

Он тоже такого не припоминал.

И еще он прежде не видел ничего столь прелестного, как тоненькая девушка, которая в ту минуту пробиралась между заполнившими плот телами купальщиков, негромко повторяя просьбу освободить ей проход. Она носила бикини с очаровательной смесью смущения и гордости, а перед выходом на трамплин вытянулась в струнку и замерла, как будто отрешилась от всего и забыла о том, что на нее кто-то может смотреть. Затем она сделала три грациозных, выверенных шага вперед, обе руки и одно точеное бедро поднялись вверх, бедро тут же резко опустилось, доска прогнулась и завибрировала от сильного толчка, девушка взмыла над поверхностью воды и вонзилась в нее практически без брызг.