Нас было трое

Заезжаем ко мне домой. Отмахиваясь от вопросов матери, достаю из шкафа биту, заворачиваю в футболку и выношу из дома. Кладу в багажник и сажусь обратно на пассажирское, рядом с Майки.

— Не натвори глупостей, сынок, — просит мать, наклоняясь к окну.

— О чем ты, ма? — Горько смеюсь я и прошу Майки скорее трогать с места. — Все будет хорошо.

Когда мы отъезжаем достаю из кармана старенький кастет и отдаю другу.

— Зачем это? — Ворчит.

— На всякий случай.

Берет и торопливо прячет в карман джинсов.

— А это? — Он косится на то, что я вынимаю из-за пояса брюк.

Большие садовые ножницы с ржавыми лезвиями, бережно обмотанные платком-банданой. Разворачиваю ткань, достаю их и кручу перед глазами:

— Нужно будет кое-что укоротить.

Майкл

Ждем в машине битый час возле дома Андерсонов. Джимми курит одну сигарету за другой, а я нервно сжимаю в кармане кастет и кусаю губы.

— Чего мы ждем? — Спрашиваю. — Ясно же, что дома его нет. Только мамашка в кухне дежурит, больше нигде свет не горит.

— Если он где-то отдыхает или прячется под крылом у папочки, то все равно вернется домой. — Друг стряхивает пепел и снова затягивается.

Я утыкаюсь взглядом в длинную желтую тень, скользящую по траве и прячущуюся в темноте. Похоже, что кроме хозяйки в доме, и правда, никого нет.

— И что мы будем делать, когда он придет? — Интересуюсь. — Выловим его возле его собственного дома во дворе? Или ворвемся внутрь, в его спальню? Что ты, вообще, на хрен, собираешься делать с ним?

— Точно не по голове гладить. — Джимми отбрасывает сигарету и закрывает окно. — А ты?

— Что я?

Его взгляд, погруженный во мрак салона, блестит злым огоньком.

— Да, да, ты. Разговоры с ним разговаривать предлагаешь?

Замолкаю. Пытаюсь прислушаться к своей душе. В ней лишь отголоски горечи, а вот разум заволокло неистовой яростью, от которой становится страшно — если такую выпустить на волю, может случиться непоправимое.

— Не знаю. — Признаюсь. — Боюсь даже думать об этом. — Вздыхаю и с трудом подбираю нужные слова. — Я думаю, что нам нужно найти его и вывезти на какой-нибудь пустырь… туда, где мы могли бы… поговорить спокойно, без посторонних.

Джимми кивает. Его голос в ночной тишине скрипит:

— Он уничтожил ее, Майки. Понимаешь? — На его лбу множатся складки, а взгляд выглядит поистине безумно. — Наш ответ должен быть соразмерным. Если бы я был уверен, что в тюряге его каждый день будут дрючить по кругу крепкие «сестренки», то я бы собрал денег и вручил их самому лучшему адвокату штата, чтобы тот засадил ублюдка. Но суда не будет, можешь мне поверить. Или будет что-то похожее на суд, но с заранее прописанным сценарием. Поэтому мы должны сделать с ним то же самое, что он сделал с нашей девочкой.

— Да. — Выдыхаю я.

— Я пойму, если ты не захочешь. — Джимми кладет руку на мое плечо. — Знаю, что ты не из трусливых, но, если мы идем на это, то должны понимать, что нам, возможно, придется ответить потом за содеянное.

«Прощай, колледж и надежды на будущее».

— Нет, я хочу этого. — Говорю решительно и завожу двигатель.

Мой взгляд падает на лежащие между сидений ржавые ножницы, и сердце снова заходится в бешеном ритме.

— Значит, решено. Поищем его в тех местах, где он обычно бывает. — Мучительно растираю виски пальцами и сдавленно, едва слышно матерюсь.

— Спасибо, что ты со мной, брат… — Тихо добавляет Джимми.

— Угу.

Только он знает, как мне сейчас трудно. Только он знает, что я никогда бы его не бросил. Порвал бы любого за него и за нашу Элли.

Касаюсь руля, врубаю передачу, и автомобиль, как огромный аллигатор, начинает тихо красться задним ходом, отъезжая из зарослей за домом Андерсонов. Еще пару часов мы колесим по городу, проверяя все злачные места, парковки, кинотеатр и клубы, где мог бы зависать Бобби. И, конечно, находим его там, где все началось пару дней назад — в баре у Эдди.

Нам даже не приходится входить внутрь, чтобы убедиться в этом. Как раз, когда я паркуюсь под деревом недалеко от бара, он вываливает свою тушу на улицу, чтобы покурить. Выходит, шатаясь, из-под козырька в пятно света, и громко матерится — с неба уже накрапывает дождь. Проклиная погоду, Бобби отступает обратно и пытается прикурить намокшую сигарету. Удается не сразу, и это заставляет пьяного отморозка занервничать.

— Эй, ты, шлюшка! — Окликает он вдруг кого-то, неровно переступая с ноги на ногу.

Мы с Джимми открываем окна, прислушиваясь. Компания разношерстных проституток стоит поодаль, но его интересует кто-то совсем другой, находящийся в противоположной от них стороне.

— Это ты мне? — Слышится звонкий голосок.

Он кажется мне очень знакомым. И не зря. Через пару секунд от стены отделяется тень — это Мэгги. Она как раз закончила смену и вышла, чтобы направиться к своему старенькому Шевроле, когда Бобби перегородил ей дорогу.

— Тебе, фигуристая! — Он подходит ближе и присвистывает. — Малышка, когда же ты успела так похорошеть?

— Слышала у тебя проблемы, Бобби? — Ее голос звучит решительно и с насмешкой.

У меня перехватывает дыхание.

— Это ты о чем, цыпа? — Бормочет он, затягиваясь сигаретой.

Выдыхает на нее облако серого дыма.