Нас было трое

Майки послушно садится на сидение и подгибает голые ноги. Я устраиваюсь на водительском, завожу мотор и в последний раз всё обдумываю. «Главное, ничего не забыть». Пытаюсь прокрутить в памяти обрывки произошедшего, но мозг отчаянно отказывается работать. Кажется, мы не оставили никаких следов.

Автомобиль трогает с места, и мы провожаем взглядами одиноко стоящий на обочине джип Бобби. Его хозяина больше нет. Его никто больше не увидит. Мы сделали то, что должны были. Приняли единственно верное решение. Да, именно так. И нельзя было поступить по-другому.

Я веду автомобиль, но не вижу, куда еду. Дорога вьется серой лентой, теряясь на размытом дождем горизонте, и ей нет ни конца, ни края. Дворники громко скребут по лобовому стеклу, гипнотизируя сознание и путая мысли. У меня рябит в глазах, ноги затекают, и только сердце продолжает работать в прежнем, адски бешеном ритме.

Приходиться опомниться, только когда срабатывает сигнал — тонкий писк датчика оповещает о том, что горючее почти на нуле. Оглядываюсь и вижу здоровенный биллборд, обозначающий границу штата. «Ничего себе, куда нас занесло». Сворачиваю к какой-то древней заправке и останавливаю тачку возле колонки. Оборачиваюсь. Майки не спит — сидит, обхватив колени руками, и будто не дышит.

— Заправимся, — говорю дрогнувшим голосом.

Беру из бардачка очки и кепку и, нацепив их, выхожу. Сдвигаю козырек ниже на лоб, чтобы не светить лицо, машинально оглядываю территорию, но камер слежения не замечаю: здесь все такое же допотопное, как и выцветшая вывеска над дверью. Вставляю пистолет в бак и иду в крохотное здание, освещенное несколькими тусклыми лампочками.

Сонный кассир принимает из моей руки мятую двадцатку и трет глаза. Ставлю на стойку бутылку растворителя и пачку сигарет. Он пробивает чек.

— Счастливого пути, — безразлично бросает мужчина на прощание и устраивается в уголке за кассой.

— И вам. — Говорю хрипло.

Пытаясь унять дрожь в руках, глубоко вдыхаю и выдыхаю. Каждый шаг дается с невероятным трудом. Дождавшись, когда колонка перестанет подавать горючее, достаю и убираю на место пистолет со шлангом, закрываю крышку бензобака.

— Все нормально? — Спрашивает Майки, открывая окно.

— Закройся. — Прошу голосом робота. Сажусь в машину, завожу мотор и оборачиваюсь к нему. — Да, Майки, все хорошо, не переживай.

Стараюсь восстановить дыхание.

Через пару миль мы съезжаем с дороги к реке. Там я зарываю в землю кастет, обливаю вещи растворителем и поджигаю. Стянув с себя футболку, тоже бросаю в костер. Когда пылающее тряпье и бита превращаются в угли, оборачиваюсь к стоящему рядом Майклу:

— Плед туда же.

Он послушно снимает с плеч покрывало и бросает в огонь. В воздухе стоит дым и запах запекшейся крови. На горизонте только-только алеет рассвет, дождь окончательно прекращается. Прохладный ветерок доносит до нас аромат речной тины.

— Что дальше? — Спрашивает друг, когда я передаю ему сигарету.

Он держит ее в дрожащих пальцах и пытается прикурить с моей зажигалки. Его тело, бледное, покрытое редкими веснушками, кажется сейчас особенно жилистым и худым. Мой мозг все еще отказывается поверить в то, что этот простак, вчерашний ботаник и маменькин сын, смог одолеть такого здоровяка, как Бобби.

— Дальше мы поедем к тебе домой, отмоемся, выскоблим грязь из-под ногтей, наденем чистую одежду и поедем к Элли.

— Ты… скажешь ей? — Смотрит на меня выжидающе.

— Что?

— Ну… — Он сглатывает, ежась на ветру.

Я глубоко затягиваюсь, выпускаю дым и наблюдаю, как его клубы разносит по светлеющему небу.

— Скоро все об этом узнают. О том, что насильник получил по заслугам. А подробности… — Пожимаю плечами. — Подробности им знать не обязательно. Даже Элли.

Майки соглашается, кивает и бросает окурок в огонь. Теперь мы повязаны кровью. Повязаны тайной. Теперь мы ближе друг к другу, чем когда либо прежде, но это кажется самым правильным на свете.

— Пора. — Засыпаю угли песком.

Мы садимся в машину и уезжаем. Два часа в пути, первые лучи солнца, холодный душ, горький кофе, и вот наши неспокойные сердца и растерянные лица уже на пороге больницы, где лежит наша Элли.

Элли

— Стой, милая. — Пожилая медсестра по имени Лилиан бросается ко мне, едва заметив, что я бреду серым призраком вдоль стены своей палаты. — Элис Кларк, тебе еще рано вставать!

Ее руки смыкаются на моей талии как раз вовремя — силы очень быстро покидают меня, и это огорчает, ведь я так надеялась дойти до душевой без посторонней помощи.

— Не нужно, — прошу тихо, — я сама.

— Милая, ты еще очень слаба.

«Это потому, что мне не хочется жить. Вот и всё». Но я не произношу этого вслух. Наверняка, женщина и не такого видала в своей работе.

— Мне очень нужно, понимаете? — Мой голос хриплый и какой-то чужой.

— Понимаю. — Вздыхает женщина. — Давай, помогу.