Нас не существует

Спустя полчаса домовой появился вновь и, показав большой палец, скрылся за шторой. Тогда Наташа вышла из комнаты. В гостиной сидела бабушка. Белая как мел, она отрешенно смотрела в пустоту. Наташа, подойдя со спины, погладила ее по плечу и заговорила тихо:

– Бабуль, ну что?..

– Такого не бывает, – без эмоций сказала Раиса Петровна. – Всякое случается, и в домовых я верила, но не в… таких. Во что-то невидимое, мистическое… А он… как поздоровается, как ладонь поцелует. Джентльмен….

Ха! Галантный Лютый – что-то новенькое. Видать, решил не проявлять свой дурной нрав при любимой хозяйке дома. Не зря ж он ее спасал – точно любимая.

– Никто не верит, – успокоила Наташа. – И я не верила два года назад.

Раиса Петровна резко повернулась.

– И что? Много их?!

Наташа даже опешила от неожиданности.

– Домовых? А-а-а, созданий. Не знаю, но, думаю, много. Я знакома с русалками, с упырем. С кикиморой вот подралась недавно, хотя Смелова тоже та еще кикимора, – она хихикнула своей шутке. – Я хранителям леса помогаю, это духи, которые…

Они обсуждали подробности долго-долго. И про Кира поговорили вдоволь, и про дуб его, и про пожар. И о птице Сирин пришлось рассказать, и дневник показать с записями. Бабушка жадно слушала. Она, точно маленькая девочка, погружалась в волшебный мир. Поражалась, ахала, переспрашивала. Благодарила домового, осуждала кикимору. И когда Наташа завершила, Раиса Петровна выдала всего одну фразу:

– Когда ты вернешь Кира – я приму его как родного внука.

Она впервые назвала его не «Кирилл», а «Кир». А главное – сказала не «если», а «когда». Бабушка поверила в Наташу! Осталось найти живую воду. У нее все получится.

Лютый поклялся опросить всех, где эту воду искать, и унесся, шлепая босыми пятками по полу. Бабушка пообещала перерыть книги, авось что и разузнает. Наташа копалась в Интернете, который не мог ничем помочь. О живой воде все знали, но никто не подозревал, где она протекает.

А потом позвонил Димка и извинился за свой поступок. Признался, что он так испугался за Наташу, что решил позвать ее родителей. Не подумал с ней побыть, а убежал в деревню. Чудом дорогу в деревню нашел (Наташе показалось, что не обошлось без вмешательства хранителей). Уже в Камелево Дима понял, что не знает, где находится болото, поэтому привел всех на поляну. Ее координаты он вбил в навигатор на телефоне еще тогда, когда они собрались компанией, – не хотел потерять такое хорошее место. Он расспрашивал о произошедшем недоверчиво, будто сам себя считал чокнутым. Наташа вдохновенно врала о подружке-проказнице, караулящей ее у болота, и о том, что ему все почудилось. Обман зрения, не более. Он, конечно, не поверил. Что ж, пускай попробует разузнать что-то подробнее о духах. Если те захотят открыться – откроются, а нет, так он ничегошеньки не добьется.

Они долго говорили, что-то обсуждали, а до Наташи вдруг дошло абсолютно очевидное: они уже не друзья. Можно сотню раз уверять, что все по-прежнему, и клясться в дружбе, и улыбаться при встрече, но не друзья, и все тут.

– В общем, с Ирой я расстанусь сегодня-завтра. Никак не могу слов подобрать, чтобы сказать ей.

– Ясно, – только и ответила Наташа.

– Знаешь, я до сих пор не разлюбил тебя. Но ту, прошлую, – зачем-то подытожил Димка. – Новую тебя я совсем не люблю.

– Зря ты, Дим. Незачем меня прошлую любить, потому что взаимностью я никогда не отвечу. Я окончательно новая.

– Окончательно, – заунывно повторил Димка. – Ладно, бывай. Пиши, если что. Ну… не забывай, что ли.

Она пообещала не забывать.

Вечером с работы приехали родители и заявили:

– Мы увозим Наташу.

Бабушка наотрез отказалась отдавать внучку. Они поругались между собою, к ним подключился дед. Вспомнились былые обиды. Взрослые долго скандалили, не жалея слов и голоса. Отец обозвал «семейку жены» безумными стариканами, мама ударила его по щеке и потребовала никогда так не отзываться о ее родителях. Бабушка назвала папу мерзким хамом, следом рыкнула на деда, который припомнил тракториста. Дедушка резанул:

– Завтра же подаю заявление.

А бабушка в слезах заключила:

– Ну и скатертью дорога!

И тут Наташа поняла: это навсегда. Иначе не будет, незачем надеяться на лучшее. То призрачное счастье, которое поселилось в доме на пару недель, испарилось.

Она не плакала, а скулила. Редкие слезинки капали на страницы дневника, где она дрожащими пальцами выводила что-то несуразное.

– Сирин, – пробормотала Наташа, – прости меня, пожалуйста. Я очень хотела оживить Кира. Так сильно, что даже не догадалась подумать о нем. Это не ему нужно, а мне! Это я страдаю, а не он. Я ужасная эгоистка, Сирин… Лютый прав, его я спросить забыла. Я не хочу тревожить Кира! Сирин… – Голос сел. – Пожалуйста, помири мою семью. Пускай они, а не я, будут в порядке. Я готова найти заново все, что ты попросишь. Они заслужили счастья…