Нас позвали высокие широты

Из других впечатлений от похода с Женей. Выяснилось, что мы по–разному ходим по леднику. Женя строго и очень умело выдерживает азимут (многим моим коллегам после университета у него бы поучиться!) в своем стремлении не уклониться ни на градус, смело перепрыгивая при этом через трещины. Увы, в силу возраста я не могу позволить подобной роскоши и предпочитаю, выдерживая лишь генеральное направление, передвигаться по ледяным блокам между трещинами. Такая разница сказывается, лишь когда идешь в связке направляющим. Ничего, походим, привыкнем. Еще одна особенность ленинградцев: Ильин приучил их пользоваться альпинистскими кошками сплошь и рядом, тогда как я этим спецсредством пользуюсь в исключительных случаях. Все это мелочи разной полевой практики, в целом наш опыт примерно одинаков, одного уровня. Определенно я получаю удовольствие от работы с этими ребятами, несмотря на некоторое физическое напряжение в связи с необходимостью укладываться в жесткие временные рамки. Уже 22 августа мы вернулись в базовый лагерь на мысе Сахарова, где узнали много нового.

20 августа Соболевская, поднявшись на плато, угодила под удары того самого ветра, который удивил нас фирновой поземкой во время боры на леднике Рыкачева. Удивительная избирательность у этого ветра в одних и тех же условиях. Разница в расстоянии всего два–три километра, а она или есть, или нет, хотя и не в описанном случае. Римма Федоровна едва не повергла слушателей решительным заявлением в адрес своего телохранителя на грани обвинения:

— Во вчерашнем маршруте Градусов меня едва не убил!

Только спустя минуту Ильин официальным голосом поинтересовался:

— Каким же образом?

— Вы представляете, — заявила Римма Федоровна, — он залил в термос холодный чай!

Слушатели едва не оцепенели от такого утонченного злодеяния, согласившись, однако, что в наше просвещенное время накануне наступления светлого будущего уровень злодейства, очевидно, существенно понизился.

23 августа на лагерь обрушился жестокий шторм, к счастью, продолжавшийся недолго. Поэтому мы успели с доделками в правой нижней части ледника Мака, куда нас не пустили трещины, причем действовали, как и намеревались, с моря. Понял, почему Женю не всегда устраивает подобный вариант: мотор «Привет», которым его снабдили, создан для пресной воды, и на море частенько начинает барахлить. Подняли среди морен очередного белого медведя, который предпочел ретироваться, не доставив нам хлопот. С окончанием работ в заливе Легдзина оставалось спокойно дожидаться судна, обрабатывая полученные в поле наблюдения, которыми за истекшие три недели я вполне удовлетворен, больше уделяя контролю в будущем.

Определенно, при возможности следует убедиться в правильности определений положения фронтов ледников по радиолокатору. Пока это сделано лишь для ледников Вёлькена и Мака. Это тем более необходимо, что выполняется впервые и скепсис потенциальных оппонентов просто неизбежен. Надо шире использовать старые карты на район предстоящих исследований, включая Петерманна, по результатам морских съемок норвежских промышленников 1870–х годов, съемки Седова 1913 года, несмотря на все присущие им недостатки, уже по той причине, что у них есть и свои достоинства Несомненно, совсем не случайно ни Баренц, ни норвежцы не обнаружили залива Иностранцева, а с другой стороны — зафиксировали выдвижение в море Большого Ледяного мыса, судя по прокладке курсов вплотную к фронтальным обрывам этих ледников. Но убедиться в этом можно только непосредственно на местности. В этом медвежьем углу Новой Земли можно ожидать чего угодно, и поэтому я к перспективе посещения этих мест отношусь одновременно с интересом и определенной тревогой в части ожидаемых результатов.

Одновременно осваиваю новый для меня полевой сленг геологов–ленинградцев, образный и часто неожиданный. Если происхождение слова «табориться» понятно, то откуда взялся термин «бутер» для полевого шмотья в совокупности? Зато такие словосочетания, как «нахвататься зайчиков» (схватить снежную слепоту), «давить холостяка» (идти маршрутом без наблюдений) или «пускать пар» (потеть на подъеме под непосильным грузом), вероятно, повеселили бы любителей русской словесности и профессиональных филологов, если бы они оказались среди нас.

В пять утра 25 августа, мучаясь в сальном мешке от бессонницы, я услышал равномерные вздохи судового движка. Минут через пятнадцать донесся грохот якорной цепи и всплеск якоря, плюхнувшегося в воду. Распорядок в нашем лагере не был нарушен, его обитатели знали себе цену. И только в семь тридцать голос человека с Большой земли осторожно поинтересовался:

— Как бичевали, ребята?..