Как бы странно это ни звучало, существуют в мире и частные оперные компании – почти как военные. Например, нидерландская компания Opera2day. Они видят свою миссию в расширении аудитории классической оперы путём вывода её в неконвенциональные нетеатральные пространства и, как заявлено, использования современных средств оперной режиссуры. По поводу последнего работы проекты Opera2day вызывают большие сомнения – ранняя опера ими ставится в основном так же, как и в больших театрах: исполнители истерически бегают в костюмах, и всё вокруг увешано цветами; однако c site-specific работой у компании дела обстоят получше. Например, спектакль A Madhouse Fair, основанный на ламентациях композиторов XVI и XVII веков (Джакомо Кариссими, Клаудио Монтеверди, Орацио Векки, Фабрицио Фонтана, Антонио Чести), был поставлен компанией в помещении нефункционирующей психиатрической лечебницы в Гааге. Серия ламентаций распевается в интерьерах госпиталя несколькими солистами, каждый из которых одновременно занимает позицию психически нездорового человека со своим диагнозом. Одна из солисток по истории уверена в том, что она Мария Стюарт, и – надо же – она поёт «Ламентацию королевы Марии Стюарт» Джакомо Кариссими. На больничной кухне, перепачканной кровью, скорбная женщина ставит на огонь огромную сковороду: в Lamento della madre ebrea («Ламентация еврейской матери») речь идёт о том, как мать собирается употребить в пищу своего ребёнка. В апреле 2014 года оперу «Труппа Орфея» по мотивам мифа об Орфее и Эвридике поставили в Большой церкви святого Иакова, построенной в 1424 году в Гааге. Вместо продуктивного использования сакрального пространства они за три дня выстроили внутри церкви пространство театральное – сцену, похожую на подиум, и даже растяжку с занавесом, отделяющим сидячие места зрителей от сценической зоны. Прямо скажем, так себе современная режиссура.
Постоперный музыкальный театр
Философ и композитор Теодор Адорно был вынужден эмигрировать из Германии в 1934 году. Это было сделано со значительным опозданием, многие его соратники по деятельности и по духу к тому времени уже успели уехать. В сентябре 1932 года Адорно лишают права преподавать в Институте социальных исследований, в марте 1933-го его заявку на членство в Рейхской литературной палате не принимают по причине его неарийского происхождения; затем он уезжает. Пожив в Великобритании и поработав в США, в 1949-м Адорно возвращается во Франкфурт-на-Майне, где начинает преподавать во Франкфуртском университете, а затем и на Международных Дармштадтских летних курсах по новой музыке. К слову, много для появления этого центра сделал Эверетт Хелм, немецкоговорящий американский композитор и критик – в составе американских оккупационных войск на территории Германии он отвечал за музыкальное направление и убедил командование спонсировать и основать эту институцию, которая бы развивала теорию и практику новой музыки.
В этот период Адорно, писавший о важности рационального построения произведений искусства ещё в 20-е годы, снова заявляет о том же – но уже с огромным авторитетом: он уверен, что наивное, инстинктивное и «эстетическое» поведение в искусстве не приводит ни к чему, кроме псевдоисторических мифов и лжи. По Адорно, искусство должно создаваться путём осознанного синтеза способов выразительности и материалов, каждый из которых, будучи привычным сам по себе, в объединении с другими приобретает новые индивидуальные черты – так произведение остаётся небанальным. Несмотря на то что философ не рассматривал искусство как функциональное, в послевоенный период он видит роль нового искусства в том числе и в предостережении, он манифестирует новую музыку как новую правду, а способы организации этой музыки – как имманентно неподчиняемые иерархии и, следовательно, сопротивляющиеся тоталитаризму. Так, на пространстве огромного разочарования, в Германии, новая музыка приобрела размах почти новой морали. Разумеется, всё это обусловило то, что именно в этой стране появились все те самые заметные явления музыкального постоперного театра, о которых мы будем говорить. Их связь с американским авангардом очевидна, но именно немецкие художники вплели открытия новой музыки в пространство и действие, а также распространили философию её организации на феномен спектакля.