Нас ждет Севастополь

— Ну что ты, Густав! — возмутился Штейнер. — Я не был подлецом по отношению к товарищам! Я немецкий офицер.

— Ты гитлеровский офицер.

— Ну, знаешь, — нахмурился Штейнер.

Гартман сел, облокотился на стол и, глядя на красные кружочки на карте, вполголоса спросил:

— Не кажется ли тебе, Курт, что мы неосмотрительно личность Гитлера возвели в культ, божество? А если он не окажется пророком? Не грозит ли Германии катастрофа?

Штейнер округлил глаза, в них появилось испуганное выражение, пальцы его рук вцепились в края кресла.

— Не один, а три вопроса, — стараясь сохранить спокойствие, сказал он и оглянулся по сторонам. — Не думаешь ли ты меня испытывать, Густав? Если так, то ты свинья и я не слышал твоих дурацких вопросов.

Гартман помрачнел, взял в руку бутылку с недопитым ликером, повертел, поставил обратно на стол.

— Да, в наше время трудно вызвать на откровенность даже друга, — покачал он головой. — Кругом подозрительность, слежка друг за другом, желание утопить ближнего, а самому вылезти повыше, мнимая фанатичность и неприкрытая жестокость. Не сплачивает все это народ Германии.

Штейнеру показалось, что Гартман говорит искренне, о наболевшем и смутился: он сам задавался такими же вопросами, но прятал их поглубже, решив, что не его дело рассуждать. У него не хватило бы смелости вслух произнести те слова, которые услышал сейчас от Гартмана.

Встав с кресла, он подошел к Гартману, положил руку на плечо и сказал как можно добрее:

— Нервишки шалят, Густав. В этом пекле с кем не случится такое. Я твоих вопросов не слышал. А раз не слышал, значит, ответа на них не следует ждать. Служить нам до конца войны.

Зазвонил телефон. Гартман взял трубку. Несколько минут слушал молча, сдвинув брови, потом сказал: «Все понятно. Через пятнадцать минут».

Положив трубку, он подбежал к дверям, открыл их и крикнул:

— Ганс!

В дверях появился высокий рыжий ефрейтор.

— Снять телефон, собрать все карты, — распорядился Гартман. — Подвал подготовить к взрыву.

Он взял со стула бутылку, заткнул горлышко и протянул Штейнеру:

— Возьми на дорогу.

— Что тебе сказали по телефону? — спросил Штейнер, хотя уже догадывался.

— Русские ввели в действие свежую дивизию и танки. Наступают с перевала в направлении Цемдолины. Если они успеют туда раньше, чем мы отойдем, наша песенка спета. Наши части отходят от Станички и от кладбища. Их преследуют десантники с Мысхако. В общем, прощай, Новороссийск! Сегодня перешла в наступление 56-я армия на центральном участке Голубой линии. Поторопись, Курт. Иначе без нас будут выравнивать линию фронта.

— Ну и дела!.. Какая потеря! — пробормотал Штейнер, пряча бутылку в карман.

Они вышли из подвала. После тишины в подвале грохот боя показался обоим оглушительным. Везде — в порту, на южной окраине города, на перевале, у цементных заводов — рвались снаряды, стрекотали пулеметы и автоматы.

Штейнер зябко передернул плечами.

— Бедный лейтенант, — соболезнующим тоном произнес он. — Успел ли добежать до холодильника и вздернуть на крючья русских моряков?

— Пошел он к черту, твой лейтенант! — вдруг рассвирепел Гартман. — Бежим к машине!

Они побежали, перепрыгивая через камни и канавы. Позади них раздался взрыв. Штейнер упал.

— Это не снаряд, — успокоил его Гартман, наклонившись над ним. — Ганс взорвал мою берлогу.

Штейнер поднялся и пошел, прихрамывая.

— Быстрее, — торопил его Гартман. — Машины могут уйти без нас.

— А, все равно, — махнув рукой, упавшим голосом произнес Штейнер. — Я ногу, кажется, вывихнул. Черт бы побрал твою берлогу! Зачем взрывать?

— Стало быть, надо. Чтобы никаких следов…

— Поймают — не отвертишься.

— Пусть попробуют сначала поймать.

Их догнал ефрейтор и доложил:

— Все в порядке.

— Беги вперед и задержи машину, — приказал Гартман, испытывая беспокойство.

Автоматные очереди и взрывы гранат раздавались все ближе и ближе.

Неожиданно из-за угла выбежали два советских автоматчика. Увидев немцев, один крикнул:

— Хенде хох! Руки вверх!

Ефрейтор обернулся и нырнул за забор. Штейнер выхватил пистолет, но выстрелить не успел, пуля свалила его. Он успел крикнуть:

— Густав, не бросай меня…

Гартман метнулся в проем разбитого дома и уже оттуда бросил в автоматчиков гранату. Один автоматчик упал, другой отбежал назад за угол дома. Гартман выбежал во двор, перепрыгнул через забор. Ему было не до Штейнера.

7

Вот и настал тот заветный день, когда Малая земля соединилась с Большой!

Таня шла по улице Новороссийска, первого города, в который она вступила победительницей.

Пять суток длился штурм главного опорного пункта гитлеровской Голубой линии. Гитлеровцы оказывали отчаянное сопротивление. И эти пять суток показались Тане самыми длинными за все семь месяцев маеты на Малой земле. Накануне наступления наших войск взяла в батальоне продовольственный аттестат и пошла в Станичку, чтобы больше никогда в тот батальон не возвращаться. В Станичке боевые рубежи для наступления заняла 83-я бригада морской пехоты, сменив 255-ю бригаду, а та отправилась в Геленджик на формирование.