Нас ждет Севастополь

Ему вспомнилась встреча с Розой, когда он из госпиталя приехал в Сочи. Роза пригласила его к себе. Глушецкому не очень-то хотелось идти к ней, но она так была настойчива, что он пошел. Пробыл у нее недолго, и все это время она говорила и говорила, торопливо и сбивчиво. Почему-то начала разговор о своем отце, которого лишилась пять лет назад. По ее словам, это был сильный и добродушный человек, щедрый, мог отдать другу последнюю рубашку. А о матери Роза говорила с презрением, называла ее скупердяйкой и спекулянткой. Себя Роза назвала гибридом. «Люблю деньги, но беречь их не могу», — призналась она. Глушецкий в недоумении спросил, зачем она рассказывает ему об этом. Оказалось, что то была присказка, а сказка раскрылась потом. Роза заявила, что у нее много поклонников, но сердце ее у Крошки. «Наверное, я его люблю. Он такой наивный, так чист душой, что не полюбить его нельзя», — сказала она. У Глушецкого было плохое настроение. У него умер сын, жена ушла на фронт, мать болеет, а она ему про свою любовь. Какое ему дело до них? «Ну и любите друг друга, а мне-то что?» — довольно грубовато сказал он. Какое-то мгновение Роза молчала, искоса поглядывая на Глушецкого, потом сказала: «Мне два офицера прислали денежные аттестаты. Но я не давала им обещаний быть их женой. По своей инициативе прислали. Сначала хотела отослать аттестаты, но мать рассоветовала. Все равно, говорит, им на фронте деньги не нужны, а мы найдем им применение. Советовала купить на них золотые вещи на рынке. Я купила серьги, потом стала покупать фрукты и носить их в госпитали. Что тут было, когда мать узнала об этом! Сейчас я с ней на ножах. Посоветуйте, как мне быть — вернуть офицерам аттестаты или тратить их на раненых?»

Услышав такие откровения, Глушецкий поморщился. «Зачем она говорит мне об этом? Хочет доказать, что она невинная девица?»

Он не поверил в искренность Розы, и стало неприятно выслушивать дальше ее откровения. Он поднялся и распростился, сославшись на необходимость срочно явиться к коменданту, пообещав из вежливости зайти потом. Но не зашел.

Вспомнив сейчас о разговоре с Розой, Глушецкий подумал: «А может быть, она и в самом деле не такая уж испорченная девушка».

Но Крошке он не сказал о прошлом разговоре с Розой и о своем мнении. Не до того было. Другие мысли занимали его.

Крошка некоторое время молчал, потом смущенно произнес:

— Должен же я иметь какую-то мечту.

— Ладно уж, — махнул рукой Глушецкий, сел за стол и вынул из полевой сумки блокнот и карандаш.

Он написал: «Дорогая, милая Галя» — и задумался. Что же ей написать? Что же ей сейчас можно и нужно написать?

Он упрекал себя за то, что не попросил у полковника из разведотдела отпуск хотя бы на сутки. Его встреча с женой длилась не более получаса. Они сидели вдвоем в госпитальном автобусе, больше никого в нем не было. Галя всплакнула от радости. А он целовал заплаканные глаза. Она огорчилась, узнав, что ему надо сейчас отправляться на боевое задание. Николай успокоил ее, заявив, что утром он вернется и на обратном пути из штаба армии приедет к ней. Но получилось не так, как он думал. Утром, когда катер вернулся в Анапский порт, его уже поджидал полковник. Выслушав Глушецкого, полковник сказал: «Спасибо, возвращайтесь в свою бригаду». Вот тут бы и попросить у него разрешения на суточный отпуск. Но почему, почему не повернулся язык?! Через час Глушецкий докладывал командиру бригады о своем возвращении. Но и ему не заикнулся об отпуске. Неужели стал черстветь душой? А теперь об отпуске нечего и думать. Эх, Галя, Галя, когда же теперь встретимся?..

Крошка подшивал подворотничок к гимнастерке. Подняв голову, увидел, что Глушецкий не пишет, а остекленевшими глазами уставился в одну точку и прикусил нижнюю губу.

— Что с тобой, Николай? — обеспокоенно спросил он.

Глушецкий не отвечал, даже не изменил позу.

— Николай, что случилось? — вторично спросил Крошка и подошел к нему.

Глушецкий опустил голову и глухо сказал:

— Галя тяжело ранена.

Он встал, спрятал в полевую сумку листок бумаги.

— Пошли к полковнику. Потом расскажу.

Уральцев не пошел с Глушецким, а отправился к разведчикам, которые сидели под деревом и слушали Гриднева, рассказывающего какую-то историю. Увидев майора, разведчики вскочили и окружили его с радостными восклицаниями. Уральцев поздоровался с каждым за руку, а ротного батю Гриднева обнял.

— С нами пойдете? — догадливо спросил Гриднев.

— С вами.

— Ребята, наш бывший комиссар с нами будет, — сообщил Гриднев, обращаясь к разведчикам.

— Вот это хорошо, — одобрительно сказал Добрецов. — Веселее будет.

— Это в каком смысле? — прищурился Уральцев.

— Во всех смыслах, — улыбнулся Добрецов.

— Точно, — подтвердил Кондратюк.

— Без замполита в роте стало хуже. Командиру роты не до бесед и собраний, у него и без того забот хватает. Политическую работу свалили на парторга. А я не из грамотеев, — сказал Гриднев.

— Вы о чем-то сейчас беседовали? — спросил Уральцев. — Садитесь, продолжайте.

Он присел на пенек. Сели и разведчики.