Нас ждет Севастополь

Но что поделаешь, если мысли все же лезли в голову? В который раз в памяти всплывала карта Крыма, расположение войск, укреплений.

Иные мысли бродили в голове Глушецкого. Прыгающие по земле скворцы напоминали ему о других веснах, довоенных. Ранней весной он уходил за город. Рассвет заставал его на мысе Херсонес, а нередко и дальше — за мысом Фиолент.

Удивительные и увлекательные были весенние наблюдения, когда миллионы птиц возвращались из заморских краев на родные гнездовья. Усталые, изнуренные перелетом через Черное море, птицы опускались на крымский берег и оглашали его пением, щебетанием, криком. Кто как мог выражал радость но случаю благополучного перелета.

Глушецкий покосился на полковника и, видя, что тот сидит неподвижно с закрытыми глазами, слегка улыбнулся и сам закрыл глаза. Перед его мысленным взором ожили весенние дни на берегу за мысом Фиолент… Ранним утром, когда солнце чуть приподнялось за горизонтом, он подошел к скалистому берегу. Внизу, под скалами, еще стоял туман. Было тихо, величественно. И вдруг тишину разорвал хриплый крик. Вскоре крик повторился, но уже в другом месте. Глушецкий узнал голос гагары. Откуда-то словно в ответ весело раздалось «кря-кря!». Туман рассеялся, и Глушецкий увидел плавающих у берега черных гагар и крохалей. Это первые весенние гости из-за моря. Утолив голод и отдохнув, они собираются в небольшие стаи, разом, словно по чьей-то команде, взмывают вверх и исчезают за горами. Глушецкий провожает их теплым взглядом до тех пор, пока они не исчезают в небесной синеве. «Счастливо долететь до родных мест!» — хочется крикнуть им вдогонку. Лететь гагарам и уткам еще далеко — на север, до Земли Франца-Иосифа, на другие суровые острова Ледовитого океана. Какие таинственные силы влекут их туда? Когда начались такие великие перелеты, зачем, какая целесообразность в этом? Есть о чем задуматься.

С полудня на берегу наступает тишина. На следующее утро повторяется вчерашнее. Опять прилетели гагары, утки, появляются и чайки, от которых берег белеет, словно усыпанный снежными хлопьями. Гагары, утки, чайки не только отдыхают и радуются окончанию трудного пути, но и кормятся в прибрежных водах. Сколько рыбешек надо, чтобы накормить тысячи и тысячи изголодавшихся пернатых! Откуда столько рыбы берется в это время у берегов? Может быть, морской царь Нептун пригоняет ее для кормежки птиц?

А через несколько дней вдали над морем появляется узкая черная туча — это летят скворцы. Они летят изогнутой лентой, которая дрожит, меняет очертания. Подлетев к берегу фронтальным строем, они взмывают над скалами и с шумом садятся, облепляя все деревья, кустарники. Их так много, что кругом становится черно. Можно подойти к кустарнику, стать рядом со скворцами. Они не обратят на тебя внимания. Их сердца так переполнены радостью, что забывают о всякой предосторожности. Каждый неистово трепещет крыльями и исступленно, захлебываясь поет, свистит, щебечет, подражает то перепелу, то петуху.

Так длится час, другой. Видно, есть у скворцов командир. Словно по сигналу они поднимаются и продолжают путь на север. Несколько дней летят стаи скворцов с турецкой стороны. Глушецкий возвращался домой, как с симфонического концерта. В ушах долго стоят птичьи песни, щебетанье, свисты, писки.

Потом из-за моря прилетали стрижи, трясогузки, мухоловки, кулики, перепела, вальдшнепы. Все птахи, достигнув земли, так же самозабвенно пели и кричали, празднуя победу.

Но если так радуются птицы возвращению на родину, то как же должны радоваться люди, ступив на порог родного дома!

— Здравия желаю, — раздался знакомый голос.

Громов и Глушецкий открыли глаза. Перед ними стоял майор Уральцев. Полковник, не удивляясь его появлению, приветливо протянул руку:

— Рад приветствовать ветерана бригады. По какому случаю пожаловал?

— Вместе с вами хочу вступить на крымскую землю, — ответил Уральцев. — На период наступления прикомандирован к вашей бригаде.

— Это хорошо, — одобрительно заметил Громов, — садись рядком, погрейся на солнышке. Время есть еще.

— Благодарю.

Полковник посмотрел на часы, покачал головой.

— Пожалуй, хватит прохлаждаться. — Повернувшись к Глушецкому, сказал: — Через час придешь ко мне с Крошкой.

Когда он ушел, Уральцев сел рядом с Глушецким, положил руку на его плечо и, заглядывая в глаза, сказал:

— Коля, не хотел говорить об этом накануне десанта, а не могу сдержаться. Но ты…

— Не тяни резину, Гриша, — нетерпеливо воскликнул Глушецкий.

— Галя ранена.

Глушецкий глухо спросил:

— Где, когда? — и торопливо стал набивать трубку.