— Знал я, товарищ подполковник, — начал он, бросая на Фоменко хитрый взгляд, — одного директора завода. Был у него начальник отдела снабжения. Спрашивает как-то его директор: «В такую-то область ты отгрузил продукцию?» Тот ответил: «Ну конечно». Директор опять спрашивает: «В достаточном количестве?» Снабженец заверяет: «Не беспокойтесь, отгружено столько, сколько надо». Тогда директор замечает: «Слишком много не следовало бы». Снабженец и тут находит ответ: «А мы слишком много и не посылали». Директор подумал и сказал: «Вообще-то я думаю, что не стоило бы туда посылать». А снабженец отвечает: «А мы и не посылали».
Фоменко вежливо улыбнулся:
— Я понял, Георгий Павлович.
— Неужели сразу понял? — удивился Громов.
— Вы правы в какой-то мере, отождествляя себя с тем директором завода, а меня со снабженцем. Но раз мы поняли, то, стало быть…
Громов положил ему руку на плечо:
— Прости, дружище, за то, что стремился сделать тебя таким снабженцем. Я понял многое за эти месяцы.
Фоменко покраснел:
— Ну что вы, право, Георгий Павлович. Мне было приятно служить с вами. Я и сейчас с удовольствием остался бы у вас начальником штаба.
— И я с не меньшим удовольствием согласился бы на это. Но увы, — Громов развел руками, — это уже невозможно. С моей стороны это был бы эгоизм, а с твоей — ненужная жертва. Откровенно скажу — рад твоему росту, надеюсь увидеть командиром дивизии и в генеральском звании. Признайся, хочется быть генералом?
— У каждого солдата в ранце маршальский жезл.
Громов раскатисто рассмеялся.
Ему действительно жаль было потерять такого начальника штаба. Но приходилось. Прежде чем вернуться в бригаду, он побывал у нового командующего Приморской армией генерала армии Еременко.
— Возвращайтесь в бригаду, — сказал ему Еременко. — А Фоменко мы заберем у вас. О нем хорошо отзывался Петров. Надо продвигать такого командира.
— А я с кем останусь? — спросил Громов.
— Об этом позаботимся.
— Позвольте спросить, какую должность метите ему?
— Будет командовать бригадой, возможно, станет начальником штаба дивизии…
— Извините, Георгий Павлович, за нескромный вопрос, — с некоторым смущением произнес Фоменко. — А почему вы вернулись в бригаду? Ходили слухи, что вас командиром дивизии назначили.
— По моей просьбе, дорогой, по моей. Лично просил об этом. И меня уважили. А вот как освободим Севастополь, так согласен сдать командование бригадой хоть тебе, хоть кому угодно. Мне важно дойти с ней до Севастополя. Скажешь — блажь в голову зашла… Верно, блажь. А почему не уважить хоть одну блажь полковника? Ты должен понять меня.
— Понимаю, товарищ полковник.
— Это я в шутку называю блажью. А на самом деле это всерьез. Нет для меня жизни, пока не пройду по улицам Севастополя, не просто пройду, а победителем. Какая-то струна во мне так настроена. И я не могу противиться. Прости уж, дружище, что отнимаю у тебя бригаду. По случаю передачи бригады организуй ужин. Пошли за начальником политотдела Ясновым.
— А его нет.
— Куда делся?
— Отозвали. Вскоре после вашего отъезда.
— А кто же теперь?
— Подполковник Железнов. Не флотский, из политуправления прислали.
— Пригласи его. Надо же познакомиться. Заместителя по тылу вызови.
— Тоже новый. Прежнего отозвали.
— Вот так! А еще кого нет?
— Вчера уехал Игнатюк.
— Как — и Игнатюк! — поразился Громов. — Кому он понадобился?
— Поехал учиться.
— Жаль, не довелось встретиться. Изменился ли он?
Фоменко вынул платок, вытер лысину и только после этого сказал:
— Он аккуратист. Но сожаления при расставании не испытывал. Вы знаете причину.
— Да, разные люди живут под одним небом, — в задумчивости проговорил Громов. — Вот Игнатюк. В одной партии состоим, одну веру исповедуем, вроде бы идейные. А нет у меня к нему ни уважения, ни доверия. Вреда от него больше, чем пользы, не нужен он партии. — После некоторого молчания добавил: — А может, кому-то и нужны такие… при каких-то обстоятельствах…
Громов поднялся и подошел к окну. На улице было сыро, туманно. В окно гляделись потемневшие ветки тополя, на которых местами была наледь. Ствол тополя иссечен осколками, видимо, не так давно поблизости разорвался снаряд. Глядя на искалеченное дерево, выглядевшее без листьев жалким и беспомощным, Громов покачал головой: «Бедняга, никто не врачует твои раны. Молчком переносишь боль».
По улице шли капитан Глушецкий и младший лейтенант Семененко. Увидев их, Громов открыл форточку, по-озорному, забыв о своей должности, крикнул:
— Эй вы, бездельники, загребайте сюда!
После теплого ветра, дувшего несколько дней подряд, из-под буро-желтой прошлогодней травы вылезла нежная зеленая поросль, и земля стала похожа на изумрудный ковер. Неведомо откуда появились грачи и скворцы, деловито зашныряли по полям и огородам. Сегодня ветер затих, утром молочный туман окутал все кругом, но держался недолго, теплое солнце придавило его к земле, а спустя немного от нее пошел парной запах. Земля пробудилась после зимней спячки, задышала мощной грудью, призывая людей пахать, боронить, сеять.
Весна… Третья фронтовая весна…
— Давай присядем, — предложил Громов Глушецкому.