Нас ждет Севастополь

Все стоявшие поблизости рассмеялись. Лейтенант невозмутимо продолжал:

– У мыса Любви состоится наше свидание. А может, где-нибудь в другом месте.

Кто-то вздохнул:

– Название-то хорошее… Только как у нас получится с этой любовью?

Командир взвода штрафников – старший лейтенант – был прямой противоположностью веселого лейтенанта. Он все время озабоченно хмурился. Его можно было понять. Под его командой не просто матросы, а люди, совершившие преступления и обязанные искупить их своей кровью. Они честно стремятся загладить вину, беззаветно храбры, но ведь попадаются среди них и такие, которые могут опять чего-нибудь натворить, а отвечать придется командиру.

Новосельцев проводил командиров взводов в кают-компанию и сказал им:

– Можете здесь располагаться. Как понадобитесь – вызову. А если надоест, поднимайтесь на палубу.

Оставив их в кают-компании, Новосельцев поднялся на мостик.

В полночь поступила команда выходить на исходные рубежи. У мыса Дооб отряды кораблей легли на створ восточнее мыса Пенай. Здесь отряды повернули каждый на свой створ – их было четыре, отличных по цвету, характеру огней. В районе девятого километра Сухумского шоссе все отряды и группы оказались в строю двухкильватерных колонн.

Новосельцев знал, что за движением отряда кораблей сейчас наблюдает со своего командного пункта на мысе Дооб командир высадки контр-адмирал Холостяков. А где находится сейчас командующий флотом вице-адмирал Владимирский и руководитель всей десантной операцией, командующий 18-й армией генерал-лейтенант Леселидзе? Этого Новосельцев не знал, но решил, что они сейчас на командном пункте в районе девятого километра.

Все время, пока корабли сосредоточивались на исходных рубежах, над линией фронта стрекотали ночные бомбардировщики, отвлекая внимание противника от Цемесской бухты. Немцы не проявляли особой активности, вели, как всегда, методический обстрел Кабардинки и освещали ракетами передний край Малой земли. В районе Южной Озерейки противник дважды осветил горизонт прожекторами. Похоже, противник не знает о выходе в море кораблей, а если и опасается десанта, то только в районе Озерейки.

«Начало хорошее», – отметил про себя Новосельцев.

В два часа сорок четыре минуты должен грянуть первый залп сотен орудий с правого берега Цемесской бухты и с Малой земли.

Глянув на часы, Новосельцев сошел с мостика, чтобы покурить.

– Виктор Матвеевич, не узнаете меня? – раздался слева знакомый голос.

Новосельцев всмотрелся в говорившего и узнал капитана Уздякова. Он был одет в пехотную форму с солдатскими погонами, просторная пилотка надвинута до глаз. Лицо у него исхудалое.

– Вы? – удивился Новосельцев, почувствовав вдруг что-то вроде озноба.

– Как видите, – тяжело вздохнул Уздяков, вбирая голову в плечи, словно стараясь казаться меньше ростом. – Лишен чинов и регалий, должен кровью искупить свою вину перед начальством.

«Перед Родиной», – хотел поправить его Новосельцев, но промолчал. Он не испытывал к нему жалости, лишь чувствовал какое-то неудобство, словно Уздяков мешал ему, приобщал к чему-то грязному, непристойному. Потому, вероятно, и этот неприятный неожиданный озноб.

Уздяков еще раз тяжело вздохнул:

– Не так я жил. Теперь вот обдумываю свое житье-бытье и вижу, что на отлете жил, мнил много о себе, витал, можно сказать, в эмпиреях, а на поверку оказалось все не то, не то… Думал – князь, а упал в грязь…

«Значит, дошло, если осудил себя», – подумал Новосельцев и сказал:

– Желаю вам вернуть свое честное имя.

– Только и остается, – криво усмехнулся Уздяков.

– Раны не страшитесь. Надеюсь, отличитесь и живы останетесь. Еще в Севастополе встретимся.

– Блажен, кто верует…

«Опять за свое!» – рассердился Новосельцев.

– Вы, Илья Давыдович, не смотрите так мрачно на жизнь.

– Я теперь знаю свою дорогу.

Новосельцеву показалось, что в его голосе прозвучала скрытая угроза.

«Все еще рисуется. Исправит ли его штрафная?» – подумал Новосельцев, отходя от него.

Стоя на мостике, Новосельцев видел, как на Малой земле взлетали вверх ракеты, освещая скалистый берег. Картина привычная, к ней пригляделся за семь месяцев, но сейчас Новосельцеву вспомнилась первая ночь десанта в феврале, когда провожал Таню в бой. Как-то она там? Вероятно, готовится. Все малоземельны ждут того дня, когда закончится их семимесячная маета на пятачке земли. Новосельцев представил себе, как Таня идет по пирсу к его кораблю, радостная, улыбающаяся, и как он, не стесняясь друзей, обнимает ее и крепко целует.

До начала артиллерийской канонады оставалось десять минут. Глянув на часы, Новосельцев скомандовал:

– Приготовиться! Всех десантников на палубу!

И тут к нему пришла та собранность, которая всегда приходит накануне боя. Командирам взводов, поднявшимся на мостик, он приказал:

– Рассредоточить десантников по бортам!

Веселый лейтенант, посмеиваясь, сказал:

– У нас на Волге говорят так: «Ванька, сгони с руля воробья, а то корабль потопит».

– Байки потом, – резко оборвал его Новосельцев. – Прыгать на берег по моей команде.

– Не волнуйся, товарищ командир. Нам не впервой.