О каждом из команды можно рассказывать истории. Все это смелые, знающие свое дело люди, честные и бескорыстные, настоящие товарищи, всегда готовые постоять друг за друга. Новосельцев смотрел на них и чувствовал, как радостное волнение охватывает его, такое же, как в каюте. Да, перед ним родные ребята, морская семья.
– Вот я и опять с вами! – бодро, чуть дрогнувшим голосом произнес Новосельцев. – Опять будем воевать вместе. С сегодняшнего дня я снова ваш командир.
Он замолчал, раздумывая – начать деловой разговор или ограничиться этим. Вроде бы и неудобно сразу после теплой встречи предъявлять требования. Ведь хорошие же ребята!
Пройдя перед строем, он остановился и сказал:
– Больше трех месяцев я не был на корабле. На войне это большой срок. За это время в нашей жизни произошло немало событий. О них расскажет мне вахтенный журнал.
Лица у всех были осунувшиеся, обветренные, и Новосельцев с жалостью подумал: «Измотались ребята, затаскали их по дозорам и конвоям. С начала войны недосыпают».
– Думаю, – продолжал он, – что горького хлебнули за это время немало, по лицам вижу. Но легче едва ли будет. На то война, товарищи. На войне легко не бывает.
«Что я говорю? – осердился на себя Новосельцев. – Они и сами это знают. Разучился по-человечески разговаривать, что ли?»
Несколько мгновений Новосельцев молчал, потом спросил:
– Ну, как вам живется? Может быть, у кого есть претензии?
Боцман кашлянул, покосился на матросов. Те молчали. Молчание нарушил Степан Дюжев. Щуря в усмешке цыганские глаза, он сказал:
– У нас претензии только к фрицам. Надеемся, что наши претензии будут удовлетворены.
– А это зависит от нас, – улыбнулся Новосельцев, радуясь, что Дюжев не утратил веселый характер.
– За нами дело не станет. Всегда готовы загнать фашистов в деревянный бушлат или на мертвый якорь поставить.
– Это верно? – спросил Новосельцев, обращаясь к строю.
– Так точно, товарищ лейтенант! – зычно ответили матросы, и все заулыбались.
– Все ясно. Разойтись.
Матросы и старшины окружили командира, и Новосельцев, перекидываясь шутками, жал им руки.
– Разрешите, товарищ лейтенант, начинать приборку, – обратился к нему боцман.
Новосельцев кивнул в знак согласия.
– И еще, товарищ лейтенант, есть у меня дело, – продолжал боцман. – Вот вы спросили насчет претензий. У меня есть претензия к командиру базы. Мыла надо давать побольше. Матросы, особенно мотористы, сердятся, меня обвиняют в жадности, А где я возьму, если на складе не дают.
– А есть там?
– Есть, конечно. Командир базы очень прижимистый. Все экономию наводит. Как пойдешь что получать, так находишься. Штаны Шабрину надо получить – и второй месяц водят за нос, не дают, а Шабрин ворчит.
– Куда же его штаны делись?
Пряча в усах улыбку, боцман сказал:
– Постирал и повесил сушить. А тут «юнкерсы» налетели. После бомбежки штаны исчезли.
Новосельцев рассмеялся и подозвал Шабрина:
– Как же это вы не уследили за своими штанами? Тоже мне кошачий глаз.
Шабрин покраснел, пожал плечами:
– Ума не приложу. Не иначе взрывной волной сорвало и в море снесло. А теперь видите в чем хожу, – и он показал на свои залатанные разноцветными тряпками парусиновые штаны.
– Да, – протянул Новосельцев, – видик неказистый, на берег не сойдешь. И на мостик, пожалуй, в таких штанах не пущу. Увидят с другого катера, на смех подымут.
– Уже подымали, – уныло произнес Шабрин.
– Подначивали ребята, – подтвердил боцман. – А Шабрин ко мне, а что я могу…
– Ладно, что-то придумаем, – сказал Новосельцев, переставая улыбаться.
Боцман пошел заниматься приборкой, а Новосельцев спустился в каюту, пригласил с собой Ивлева.
– Как протекает жизнь, Дмитрий Абрамович? – спросил он механика, когда тот сел и закурил предложенную ему папиросу.
– Сейчас полегче, чем в Севастополе. Часто, правда, приходилось ходить в конвое и в дозоре, но столкновения с самолетами и кораблями бывают редко. А вот на бухту налетают частенько, почти каждый день, а в иной день и по два раза.
– А какое настроение у людей?
– Настроение боевое. Но все тоскуют по Севастополю. Сами знаете, как тяжело. Снится он ребятам часто, утром только и разговоры об этом. Переживали ребята, когда Новороссийск сдали. Злые были.
Новосельцев уважал механика и наедине всегда называл его по имени и отчеству. Ивлев был не только отличным механиком, но и человеком с большим сердцем. На кораблях было немало механиков и командиров отделений мотористов, обученных им. По его инициативе в дивизионе проводились технические конференции механиков, на которых обсуждались вопросы правильной эксплуатации моторов, использования местных ресурсов при ремонте материальной части кораблей, экономии горючего. Случись на катере у кого какое горе, он найдет нужное слово, чтобы утешить. Корягин, когда был командиром корабля, называл Дмитрия Абрамовича своей правой рукой. Так называл его и Новосельцев. Не раз механик подсказывал им обоим правильные решения.