Читаем Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца полностью

Но на этом наши приключения не закончились. Подошли к своему аэродрому, заходим на посадку. Выпускаю шасси, а передняя стойка никак не хочет на замок становиться – открытый люк не дает. Оставалось только убрать шасси и садиться на живот…

И тут у меня появилась неожиданная идея, может быть, навеянная рассказами бывалых охотников, товарищей отца, о том, что некоторые звери, попав в капкан, отгрызают свою собственную лапу, намертво зажатую его зубьями, тем самым возвращая утерянную свободу…

– Иван, – кричу штурману, – у тебя патроны есть?

– Да.

– Давай, стреляй по шарнирам, на которых люк держится.

Эта мысль оказалась удачной, и стоило люку отделиться от самолета, стойка застопорилась, и мы сели, как и было положено…

Авиаторы, как и моряки, – весьма суеверные люди, и это порой способно поставить в тупик постороннего наблюдателя. Вот, например, приехал к нам в полк военный корреспондент с заданием написать заметку об особо отличившемся экипаже. И фотограф со своим аппаратом тут как тут, куда же без него. Но вот незадача – никак не идут авиаторы на контакт, если есть хоть малейшая вероятность получения ими в этот день боевого задания. Корреспондент нервничает, изо всех сил пытаясь настоять на своем. Понять его нетрудно – статью сдать в редакцию необходимо четко в срок… Но никаким уговорам не под силу сломать раз и навсегда установленный неписаный закон: все фотографии и беседы – только лишь после полета. И никак иначе. Порой даже приходилось посылать самых настойчивых журналистов куда подальше…

Есть еще одно не менее чтимое правило – не бриться перед вылетом. Нарушишь его – ожидай неприятностей. Происхождение этого поверья, как ни странно, весьма практического свойства. Дело в том, что на заре возникновения авиации все самолеты делались с открытой кабиной летчика, позволявшей ветрам трепать его по щекам как угодно. Ощущение для свежевыбритой кожи, мягко говоря, не самое приятное, особенно при наличии на ней порезов от опасной бритвы, бывшей в ходу в то время.

Зимой возникала несколько другая проблема – ледяной ветер, грозивший пилоту обморожением, поэтому в холодное время года для защиты лица ему приходилось надевать специальную маску с прорезями для глаз и рта, сделанную из мягкого кротовьего меха. Тут уж, если с утра побрился, совсем невмоготу становилось. Мех сильно раздражал кожу, вызывая нестерпимый зуд, отвлекавший мысли от пилотирования. Таким образом и пришли авиаторы к логичному выводу о том, что бриться перед полетом – противопоказано.

Позже, когда появились самолеты с закрытой кабиной, практическая необходимость придерживаться этого правила отпала, но так уж сложилось, что за многие годы оно, оторвавшись от своего разумного первоначального обоснования, трансформировалось в некое табу, за нарушение которого, как верили многие, незамедлительно наказывала воздушная стихия.

Похожая история произошла с еще одной традицией, пришедшей к нам, торпедоносцам, из дальней авиации, – окропить хвостовое колесо («дутик») своего самолета собственной мочой сразу же после приземления. За время многочасового полета ее, надо сказать, накапливается изрядно. Такова физиология человека.

Что интересно, пока ты находишься в воздухе, никакого желания помочиться не ощущается – сознание полностью сфокусировано совершенно на другом. А вот после того, как машина заняла свое место на аэродроме… Выбрался из кабины, сразу же понимаешь: с такой тяжестью внизу живота далеко не уйдешь. Да и недалеко – тоже. А где же еще наилучшим образом можно спрятаться от посторонних глаз, как не за своим родным самолетом… Так мы и ходили «под хвост» всем экипажем после каждого вылета. Тот факт, что на наших «Бостонах» не было хвостового колеса, не имел никакого значения.

Иные обряды, вроде упомянутого ранее поздравления курсанта с первым самостоятельным полетом, то есть ударения его задницы о «дутик», по всей видимости, имеют шутейное происхождение. Данное действо настолько понравилось авиаторам, что стало практиковаться и в боевых частях. В нашем полку многих молодых пилотов, прибывших из училищ уже после нас, таким же образом стали посвящать в торпедоносцы после возвращения из первого боевого полета. На «Бостонах» для этой цели взамен отсутствовавшего заднего колеса с успехом использовалось переднее.

Были в ходу и приметы, связанные с цифрами. Например, хорошим знаком считалось при получении новой боевой машины сохранять свой прежний бортовой номер. Многие верили – это приносит удачу. И, как водится, всех отпугивала считавшаяся несчастливой цифра 13. По иронии судьбы именно такой номер первоначально имел самолет, купленный на свои деньги американским актером Рэдом Скелтоном и переданный им в дар Советскому Союзу. Эту машину, прибывшую в 1-й Гвардейский в середине 43-го, командование решило передать одному из наших самых лучших летчиков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Герои Великой Отечественной. Фронтовые мемуары Победителей

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Уникальные мемуары летчика-торпедоносца, совершившего 187 боевых вылетов и 31 торпедную атаку (больше, чем кто-либо в морской авиации) под ураганным огнем лучшей в мире немецкой ПВО. Исповедь Героя Советского Союза, потопившего на Балтике 12 вражеских кораблей. Вся правда о самой опасной летной профессии – недаром фронтовики прозвали торпедоносцев и топ-мачтовиков «смертниками»: средний срок жизни экипажей балтийской минно-торпедной авиации составлял всего 15 боевых вылетов.«Многие эпизоды моего боевого прошлого при воспоминании о них острой болью отдавались в сердце, вызывая лишь одно желание – напрочь забыть обо всем. Но война никак не хотела отпускать меня. Вспышки зенитных снарядов вокруг моего самолета, лица погибших товарищей помимо воли вновь и вновь возникали перед глазами. Порой становилось совершенно непонятно, каким же чудом мне удалось уцелеть в этой кровавой мясорубке… И, в очередной раз возвращаясь к пережитым событиям, я понял, что должен рассказать о них. Это – мое последнее боевое задание…»

Михаил Фёдорович Шишков , Михаил Шишков

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»

Автор этой книги – один из тех трех процентов фронтовиков, кто, приняв боевое крещение летом 1941 года, дожил до Победы. Прорывался из «котлов», защищал Лужский рубеж и Дорогу Жизни, участвовал в кровавых штурмах Синявинских высот (где от всей его батареи осталось только пять бойцов), с боями прошел от Тамани до Праги. Воевал и в саперах, и в пехоте, и наводчиком в артиллерии, и командиром самоходки Су-76 в единственной на всю Красную Армию казачьей пластунской дивизии.«Да, были у наших самоходок слабые стороны. Это не такое мощное, как хотелось бы, противопульное бронирование, пожароопасность бензинового двигателя и открытая боевая рубка. Она не защищала от стрелкового огня сверху, от закидывания гранат. Всё это приходилось учитывать в бою. Из-за брезентовой крыши словохоты присваивали нашим Су-76 грубоватые прозвища: "голозадый Фердинанд" или "сучка". Хотя с другой стороны, та же открытая рубка была удобна в работе, снимала проблему загазованности боевого отделения при стрельбе, можно было легко покинуть подбитую установку. Поэтому многие самоходчики были влюблены в СУ-76, мы её ласково называли "сухариком"».Эта книга – настоящая «окопная правда» фронтовика, имевшего всего три шанса из ста остаться в живых, но выигравшего в «русскую рулетку» у смерти, израненного в боях, но не сгоревшего заживо.

Александр Дронов , Валерий Дронов

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное

Похожие книги