Читаем Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца полностью

Но не тут-то было. Никто, даже славившийся своей храбростью Эрик Гептнер, не соглашался летать с таким «клеймом» на киле. Желания не добавляла и огромная надпись на английском языке, выполненная по просьбе Скелтона на обоих бортах самолета ослепительно-белой краской, – «Мы сделаем». «С такой особой приметой, – были убеждены многие, – повышенное внимание немецких истребителей гарантировано». Решили проблему довольно просто: присвоили самолету другой номер, по-моему, девятый, и передали Петру Стрелецкому. Поначалу Петр относился к своей новой машине с некоторой опаской, но немного позже, успешно выполнив ряд сложнейших боевых заданий, совершенно сроднился с ней.

Полоса везения Стрелецкого неожиданно прервалась 27 февраля 1944 года, когда он незадолго до рассвета вылетел на разведку, естественно, с торпедой на борту. Несмотря на неважные погодные условия, Петру удалось пробиться на просторы Балтийского моря и обнаружить там вражеский транспорт, сопровождаемый двумя сторожевыми кораблями.

Плотный заградительный огонь не смог помешать Стрелецкому подобраться к цели достаточно близко, чтобы исключить промах. Недалеко от машины взрывались зенитные снаряды, разбрасывая осколки по сторонам, но ни одному из них не удавалось даже вскользь зацепить ее. Самолет летел словно заговоренный…

До сброса торпеды оставалось совсем немного времени. Казалось, и в этот раз все обойдется благополучно, как вдруг шальная крупнокалиберная пуля угодила Петру прямо в коленную чашечку левой ноги. Превозмогая боль, Стрелецкий сумел удержать самолет на боевом курсе, отправив на дно транспорт водоизмещением пять тысяч тонн.

Но самое тяжелое только лишь начиналось. Сперва требовалось остановить кровь, и чем скорее, тем лучше – каждая секунда промедления грозила непоправимым. Тяжело даже вообразить, какого напряжения сил стоило перетянуть раненую ногу ремешком от планшета, ни на мгновение не отпуская штурвал. Тем более зная, что малая высота не прощает ошибок…

А затем, шутка ли дело – более двух часов удерживать самолет на бреющем… Нещадно терзает боль, от изрядной кровопотери кружится голова, и так непреодолимо хочется растечься по сиденью, провалившись в предательские объятия сна… Одно спасение – собрав волю в кулак, удерживать контроль над собой. И эта задача оказалась Петру по плечу.

О ранении Стрелецкого мы узнали почти сразу же после того, как его стрелок-радист Иван Трусов, выйдя на связь, сообщил на КП о случившемся. Это тревожное известие заставило всех, кто только мог, собраться на аэродроме, чтобы встретить самолет Петра. Конечно, помочь ему мы были не в силах, но оставаться в казарме в такой момент не хотел и не мог никто.

Раньше всех у КП оказались полковые медики. Они дежурили у своей санитарной машины, не отходя от нее ни на шаг, готовые немедленно оказать Петру необходимую помощь. Мы же нервно прохаживались у посадочного знака, выкуривая одну сигарету за другой.

Свой самолет Петр посадил с ходу, приятно удивив нас точностью и согласованностью своих действий. Машина, пробежав почти до самого конца полосы, немного развернулась вправо и замерла с выключенными моторами. Обгоняя друг друга, мы стремглав бросились к замершему самолету, но добрались к нему лишь в тот момент, когда «санитарка» уже увозила Стрелецкого в медсанбат. Сопровождать своего командира поехали штурман Николай Афанасьев и стрелок-радист Иван Трусов. Как стало известно немного погодя, Петр, нечеловеческим напряжением воли державший себя в руках в течение более двух часов, потерял сознание сразу же после посадки…

…Отважный пилот выжил, но вернуться в строй ему было не суждено – несмотря на усилия медиков, вернуть левой ноге прежнюю подвижность так и не удалось. В последних числах мая 44-го Стрелецкому и его штурману Афанасьеву присвоили звание Героев Советского Союза, после чего по излечении Петра перевели в Москву на должность начальника штаба транспортного полка….

Что до самолета, дотошно осматривавшие его техники обнаружили в нем лишь единственное отверстие, оставленное пулей, угодившей прямо в колено Стрелецкого. «Вот что значит цифра 13, – сразу же заговорили многие. – Как ее ни закрашивай, все равно свое возьмет». – «Ничего подобного, – возражали несогласные. – Проскочить сквозь такой плотный огонь лишь с одной пробоиной – редкая удача. Тем более все живы остались». Прийти к единому мнению, конечно же, так и не удалось, но, как бы то ни было, боевая машина не могла оставаться бесхозной, и ее решили передать Гептнеру.

Надо сказать, отношения Эрика с этим самолетом как-то не сложились. Военная удача словно повернулась спиной к отважному пилоту, скрывая вражеские суда от его орлиного взгляда. А вот немецкие истребители буквально житья не давали. Гоняли так, что мало не покажется. Однажды, то ли в апреле, то ли в мае, сейчас точно не помню, Гептнеру с трудом удалось дотянуть до находившегося на острове Кронштадт аэродрома Бычье Поле, чтобы совершить там вынужденную посадку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Герои Великой Отечественной. Фронтовые мемуары Победителей

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Уникальные мемуары летчика-торпедоносца, совершившего 187 боевых вылетов и 31 торпедную атаку (больше, чем кто-либо в морской авиации) под ураганным огнем лучшей в мире немецкой ПВО. Исповедь Героя Советского Союза, потопившего на Балтике 12 вражеских кораблей. Вся правда о самой опасной летной профессии – недаром фронтовики прозвали торпедоносцев и топ-мачтовиков «смертниками»: средний срок жизни экипажей балтийской минно-торпедной авиации составлял всего 15 боевых вылетов.«Многие эпизоды моего боевого прошлого при воспоминании о них острой болью отдавались в сердце, вызывая лишь одно желание – напрочь забыть обо всем. Но война никак не хотела отпускать меня. Вспышки зенитных снарядов вокруг моего самолета, лица погибших товарищей помимо воли вновь и вновь возникали перед глазами. Порой становилось совершенно непонятно, каким же чудом мне удалось уцелеть в этой кровавой мясорубке… И, в очередной раз возвращаясь к пережитым событиям, я понял, что должен рассказать о них. Это – мое последнее боевое задание…»

Михаил Фёдорович Шишков , Михаил Шишков

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»

Автор этой книги – один из тех трех процентов фронтовиков, кто, приняв боевое крещение летом 1941 года, дожил до Победы. Прорывался из «котлов», защищал Лужский рубеж и Дорогу Жизни, участвовал в кровавых штурмах Синявинских высот (где от всей его батареи осталось только пять бойцов), с боями прошел от Тамани до Праги. Воевал и в саперах, и в пехоте, и наводчиком в артиллерии, и командиром самоходки Су-76 в единственной на всю Красную Армию казачьей пластунской дивизии.«Да, были у наших самоходок слабые стороны. Это не такое мощное, как хотелось бы, противопульное бронирование, пожароопасность бензинового двигателя и открытая боевая рубка. Она не защищала от стрелкового огня сверху, от закидывания гранат. Всё это приходилось учитывать в бою. Из-за брезентовой крыши словохоты присваивали нашим Су-76 грубоватые прозвища: "голозадый Фердинанд" или "сучка". Хотя с другой стороны, та же открытая рубка была удобна в работе, снимала проблему загазованности боевого отделения при стрельбе, можно было легко покинуть подбитую установку. Поэтому многие самоходчики были влюблены в СУ-76, мы её ласково называли "сухариком"».Эта книга – настоящая «окопная правда» фронтовика, имевшего всего три шанса из ста остаться в живых, но выигравшего в «русскую рулетку» у смерти, израненного в боях, но не сгоревшего заживо.

Александр Дронов , Валерий Дронов

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное

Похожие книги