Население: одна

Она посмотрела на остальных. Один из чужаков держал сосуд из тыквы-горлянки, покрытый бисерной сеткой. Он встряхнул тыквой, и Офелия услышала тот самый легкий перекатывающийся звук. Чужак протянул инструмент ей. Офелия взяла и потрясла, вспоминая ритм из детства – песенку, под которую они с Кейтано танцевали. Пальцы ног невольно зашевелились, пока она пыталась подладить звучание инструмента под воспоминания. К шелесту горлянки вдруг присоединился гулкий стук, и Офелия удивленно вскинула голову. Один из чужаков постукивал себя по боку палкой – палкой, весьма напоминающей кость. Она сбилась, снова нащупала ритм. Один из них зацокал по полу длинными черными когтями. Тот, что держал трубки, снова начал наигрывать мелодию.

Офелия пыталась сосредоточиться на своем ритме, но то и дело сбивалась, отвлекаясь на другие звуки. Наконец она сдалась и начала просто трясти горлянку вверх-вниз. Существа производили целую гамму звуков, которые причудливо, но приятно переплетались между собой. Когда у Офелии устала рука, она бросила трясти тыквой и стала просто наслаждаться музыкой. Она и не подозревала, каково это – создавать музыку вместе с другими… Это было здорово, хотя было бы еще лучше, если бы она понимала, что они делают.

Когда существа закончили, Офелия с широкой улыбкой вернула им горлянку и встряхнула руками, показывая, почему перестала играть. Возможно, стоит поискать старые кубы – те, что поселенцы ставили на развлекательные вечера, – и дать им послушать человеческую музыку. Конечно, кубов в поселке осталось немного: люди объединили свои коллекции, когда основали колонию, но, улетая, разобрали любимые записи.

Завтра. Сегодня она слишком устала и с удовольствием легла бы досыпать. Покряхтывая, Офелия поднялась на ноги и поплелась по коридору в операторскую. Существа проводили ее взглядом, но следом не пошли. Она закрыла за собой дверь, улеглась на свое убогое ложе, гадая, продолжат ли существа играть. Если и продолжили, то она этого уже не слышала. Она проснулась, когда один из них стукнул в дверь, – проснулась рывком, обмирая от страха. Но никто не пытался к ней вломиться. Совсем не как в ту ночь, когда она проснулась от стука, когда тень в тенях ломилась к ней, желая ее – желая, невзирая на отказ. Офелия сидела в постели неподвижно, пока дыхание не успокоилось. Это совсем не то же самое. Когда поверх оглушительного рева крови в ушах она смогла слышать другие звуки, то разобрала ворчание и клекот за дверью.

Прежде чем открыть, она глянула на хронометр. Солнце давно встало; она заспалась. Она вышла из операторской и увидела, что с улицы в открытую дверь центра льется солнечный свет. Чужаков не было. Офелия заперла операторскую, заглянула на кухню. Они снова развели грязь: кто-то разбил банку с килфой, и в воздухе стоял густой аромат зеленых ягод. Они и в самом деле напоминали детей, каждую секунду требующих присмотра.

Но, похоже, они ушли. Их не было в швейных залах, не было в коридоре, не было в зале, где поселенцы обсуждали направление эвакуации. Выглянув на улицу, Офелия увидела в грязи отпечатки, ведущие на восток, но не самих существ.

Конечно, они вернутся, но пока можно проверить дом и огород. Мокрая земля чавкала между босыми пальцами; по дну канав журчала чистая прозрачная вода. Было жарко и влажно – обычное дело после шторма; солнце мокрым горячим полотенцем легло ей плечи, едва она вышла на улицу.

В доме на полу виднелись смазанные следы существа, которое увязалось за ней вчера, рядом лежали влажные, уже запревшие полотенца, которыми она пыталась его вытереть. Офелия собрала полотенца и развесила в огороде. На этот раз забор выдержал шторм. Посадки, прибитые к земле дождем и ветром, потихоньку приходили в себя и приподнимали листья. Офелия собрала уцелевшие помидоры, немного стручковой фасоли, четыре початка кукурузы. Она успела поднять и выпрямить почти все кукурузные стебли, когда лес взорвался визгами.

Что на этот раз? Офелия заметила, что овцы, ничуть не всполошившись, продолжали мирно щипать траву на пастбище. Визги и вопли приближались. Офелия ничего не видела, но источник звука явно переместился в подлесок. Потом шум стал еще ближе, и она увидела, как целая стая древолазов, задрав хвосты, с верещанием несется к поселку. Овцы вскинули головы, насторожили уши. За древолазами, загоняя их с двух сторон, неслись чужаки; если при ходьбе они нелепо задирали ноги, то теперь двигались плавно, стремительно и легко. Они гнали древолазов, направляя их к поселку. К какофонии звуков присоединилось испуганное блеянье, и овцы бросились врассыпную.

На глазах у Офелии одно из существ в несколько размашистых прыжков догнало древолаза и схватило его за шею. Потом мотнуло его, как ребенок – куклу, одновременно выхватывая другой рукой длинный нож. «Не надо!» – хотела закричать Офелия. Но было поздно; нож перерубил уже сломанную шею, и древолаз дернулся в последний раз, поливая траву кровью. Чужаки убили еще двоих; уцелевшие древолазы добрались до границы поселка и с испуганными визгами поскакали по крышам.