Население: одна

– Я живу здесь одна с тех пор, как остальные поселенцы улетели, – начала она. Пришельцы знали об этом и без ее уточнения, но начать с очевидного было логично и к тому же вежливо. От известного она могла повести рассказ по своему усмотрению, чтобы они увидели то, что она хотела им показать. – Я прилетела сюда еще в молодости… – В те годы она ощущала себя женщиной средних лет и матерью троих детей, давно распрощавшейся с молодостью, но теперь ясно сознавала, какой юной была в то время. – Мы с мужем построили этот дом своими руками, здесь родились мои младшие дети. Потом муж умер, а следом и дети, один за другим, – все, кроме Барто. Когда стало известно, что мы улетаем, Барто сказали, что от меня не будет никакой пользы, что я, скорее всего, умру в криокапсуле. От него потребовали доплаты. Я не хотела, чтобы он тратил деньги, и не хотела покидать место, где жили и умерли мой муж и мои дети.

– Бедняжка! – ахнула женщина помоложе; с языка ее сочилось такое приторное участие, что его можно было мазать вместо джема.

– Вы могли здесь умереть, – сказала старшая женщина таким тоном, будто обвиняла ее в преступлении.

– Я и в криокапсуле могла умереть, – парировала Офелия. – С нами, стариками, такое случается. Я не боюсь смерти.

Это была не совсем правда, но того, о чем говорила эта женщина, Офелия действительно не боялась.

– И все-таки вы поступили безответственно, – сказал главный. – Поглядите, к чему это привело.

Офелия посмотрела на него без всякого выражения.

– К чему же, сер Ликизи?

Он энергично махнул рукой, едва не заехав молодой женщине по лицу.

– Эти… эти существа явились сюда, узнали про людей, увидели наши технологии. У нас есть строгие правила касательно использования сложного оборудования в присутствии представителей примитивных культур.

– Рано или поздно они бы все равно нашли оборудование.

– Но вы показали, как им пользоваться.

Эта мысль посещала Офелию в первые пьянящие минуты общения с существами, но тогда у нее не было времени как следует все обдумать… Они все схватывали на лету. В какой-то момент она убедила себя, что существа нашли бы все рычаги и кнопки сами. Она же, по крайней мере, приучила их к осторожности, научила уважать машины. Она открыла рот, чтобы произнести это вслух, но тут мужчина, следивший за улицей, дернулся и вскинул оружие.

– Стой, где стоишь! – крикнул он, словно кто-нибудь на этой планете мог понять, что он говорит.

– Нет! – воскликнула Офелия.

Он собирался застрелить кого-то из ее существ – этого нельзя допустить. Она вскочила, пошатнувшись от боли, прошившей бедро, и протиснулась к уличной двери мимо сидящих на стульях мужчин. Путь заслонила широкая темная спина одного из военных.

– С дороги! – Она ткнула его в спину пальцем.

Его реакция была такой быстрой, что она даже не поняла, как оказалась на полу. В ушах звенело. С улицы донеслись громкий клекот и топот… Существа…

– Не стреляйте! – закричала она изо всех сил. —

Не…

– Они атакуют, – сказал мужчина с оружием.

Между его широко расставленных ног Офелия увидела Лазурного в его торжественной голубой накидке, с широко раздутым пульсирующим горловым мешком. Еще двое замерли с ножами наголо; их глаза были прикрыты третьим веком.

– Вовсе нет, – возразила она с пола.

Голова как свинцом налилась, и боль только усиливалась, но никто из этих людей не догадался помочь старухе подняться на ноги. Она перекатилась на бок, сердито зыркнула на них – пришельцы так и сидели на стульях, раскрыв рты, словно увлеченные театральным представлением дети. Офелия попыталась сесть, но ребра тоже пронзила боль – ребра и руку, на которую она упала.

– Тц-коу-кёррр! – донеслось снаружи. Горловой мешок Лазурного громко стучал.

– Тц-коу-кёррр, – отозвалась Офелия.

По крайней мере, она в состоянии говорить и постарается их успокоить. Она встала на четвереньки, встряхнула звенящей головой и наконец поднялась на ноги. Дохромала до двери.

– Пустите меня, – сказала она мужчине с оружием. – Они не атакуют, они хотят убедиться, что я цела.

– Пришибить же мог, – буркнул он сердито. «Тупая ты сука», – читалось на его лице.

Офелия промолчала.

– Простите, – наконец процедил он. – Рефлекс.

– Пустите меня, – повторила она.

Мужчина подвинулся – медленно, продолжая держать существ на прицеле.

– Не вставайте между нами. Попадете под раздачу – пеняйте на себя.

– Тогда не начинайте стрелять. – Любезничать с этим человеком Офелии хотелось не больше, чем ему с ней. – Они не нападают, и они ни разу не причинили мне вреда.

«В отличие от тебя», – добавила она про себя как можно более выразительно.

Прихрамывая, она вышла на улицу и протянула руки к Лазурному. Тот осторожно взял ее ладони в свои; его горловой мешок сдулся. Затем он деликатно, одним пальцем, потрогал ее голову и бок. Офелия зашипела; кожу саднило, а на макушке, вне всяких сомнений, уже зрел синяк.