Наш человек в Киеве

— Камера — это же инструмент для меня, а не роскошь. Она меня кормит. Чем лучше у тебя инструмент для работы, тем лучше он тебя кормит, — пояснил я. — Ну, вроде как автомат для тебя.

— Автомат у меня казенный. Мне его сдавать в оружейку после смены приходится. И садиться потом в машину. Вон она стоит, за воротами.

— А, так ты опасаешься, что эти могут встретить после смены? — дошло вдруг до меня.

— Это тоже вполне возможный вариант, — кивнул рыжей головой охранник.

— Странно все это, — признался я.

— Что тебе странно?

— Я еще не встречал в Киеве людей, которым нацики нравятся. Кроме самих нациков, разумеется.

— И что?

— Почему вы все их терпите? Столько людей, которых они раздражают. Давно бы уже решили вопрос.

— Меня они не трогают. Мне до них дела нет. Я не москаль.

— Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал: я не был коммунистом. Когда они хватали профсоюзных активистов, я молчал: я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня, — процитировал я по памяти.

— Разберемся как-нибудь, не переживай за нас. Тебе просто — наснимал тут всякого дерьма и удрал в свою Москву. А нам здесь жить. Кстати, они уехали, можешь уже идти.

Я тут же встал, уложил камеру в пакет и протянул рыжему руку на прощание.

— Извини меня, если что. Надеюсь, не доставил особых неприятностей.

Он тоже встал:

— Это мы узнаем позже, чего ты нам доставил, а чего нет.

Но руку пожал, глядя мне в глаза. Я вышел во двор и, пока шел по нему, автоматические ворота открылись сантиметров на двадцать и замерли.

Я постоял с минуту перед ними в недоумении, потом напрягся, обернулся и только тогда услышал едкий смех из-за двери:

— Ладно, не шугайся, выпускаю. Бывай, москаль. Удачи!

Ворота снова поехали, открывшись больше чем на метр, и я, помахав рыжему на прощание, вышел, внимательно оглядываясь по сторонам. Впрочем, вокруг было тихо и пустынно.

Я пошел пешком обратно в центр, но вскоре понял, что четыре километра для моих избитых конечностей вряд ли окажутся комфортными, поэтому вызвал такси.

Машина приехала через пять минут, и на вопрос «куда?» я назвал таксисту адрес привычной уже «Пузатой хаты» на Крещатике.

Через полчаса, спускаясь вниз по гранитным ступенькам в столовую, я с надеждой смотрел по сторонам, почему-то ожидая увидеть в одном из залов Олесю. Впрочем, на часах было только десять утра, а так рано моя знакомая блондинка обедать сюда не приходила.

В нижнем зале было совсем немного народа, и я с комфортом устроился в одиночестве на диванчике в углу, заказав традиционный европейский завтрак: яичницу с беконом и кофе. Пока готовили заказ, успел умыться в туалете заведения и осмотреть там себя перед зеркалом. Надо сказать, я оказался ловкой и живучей скотинякой — по крайней мере, на лице никаких особых следов избиения пока не наблюдалось, а шишки от ударов по голове были совсем незаметны.

Потом я вернулся к столу и принялся за свою яичницу. Но позавтракать в одиночестве не получилось.

— Это кто это у нас ест вредный холестерин на завтрак? — раздался рядом знакомый резкий голос.

Я, не поднимая головы, демонстративно медленно прожевал еще один кусок бекона и заметил в пространство:

— Что русскому хорошо, то немцу смерть.

Дина с размаху грохнулась на диван едва ли не мне не на колени. Я поискал взглядом нашего Отелло, оператора.

— Олексий ждет снаружи, он наказан, — спокойно отозвалась на немой вопрос Дина, прижимаясь ко мне всем телом. Она снова была в своей фирменной сине-белой куртке с логотипами DW, значит, едет на съемки.

Я почувствовал запах перегара и рефлекторно взглянул на настенные часы. Едва четверть одиннадцатого — как можно пить в такую рань?

— Хочешь быть мне родной матерью? — снова чутко отозвалась на немой упрек Дина. — Я взрослая женщина, имею право.

Я демонстративно пожал плечами и неспешно съел последний кусок яичницы.

— Куда собираетесь?

— Тебе, наверное, неинтересно будет. Спор хозяйствующих субъектов вокруг Национального медицинского университета имени Богомольца.

— А немцам-то это зачем? — искренне удивился я.

— А это не для немцев. Это я халтуру взяла, — туманно объяснила Дина, пристально глядя на мою чашку кофе.

— Хочешь?

— Давай. А то заказывать некогда, ехать через минуту.

Я подвинул к ней чашку и стал смотреть, как она пьет маленькими, аккуратными глоточками.

— Хочешь, поехали с нами. Сегодня в городе один хрен ничего не происходит, — предложила она, покончив с моим кофе.

Я подумал и согласился. В самом деле, не бродить же снова бесцельно по улицам с риском нарваться на нациков.

Машина Deutsche Welle доставила нас на бульвар Тараса Шевченко к зданию университета менее чем за пять минут — как оказалось, я сто раз проходил мимо него ранее и даже сегодня ночью. Из машины Дина с Олексием выскочили опрометью — пока мы ехали, успел позвонить заказчик и накидал еще кучу задач на весь день, так что им нужно было спешить, чтобы отработать их все.