Наш человек в Киеве

«Вы являетесь подозрительным русским троллем, потому что регистрировались из России, не указали ваше настоящее имя и не опубликовали свою свежую фотографию, поэтому мы вынуждены будем удалить ваш аккаунт как фейковый. Что касается указанной вами страницы украинских граждан, то никаких нарушений американских законов там не обнаружено. Facebook поддерживает свободу слова и не может ограничивать право граждан на самовыражение», — написали мне эти легендарные борцы за свободу в ответ на мою наивную жалобу. Впрочем, другого ответа ждать было бы глупо — известно, что русскоязычные страницы в Facebook модерируют граждане Украины. Если бы людям Геббельса поручили бы модерировать странички Освенцима или Бухенвальда, там тоже все было бы все отредактировано в лучших европейских традициях толерантности и плюрализма.

С Аленой прощание вышло какое-то скомканное и нервное. Я собрал все свои вещи, сложил в дорожную сумку, потом вышел в коридор, нашел Алену со шваброй в руках и позвал к себе.

Она вошла с привычной уже печалью на лице — последние дни она вообще будто разучилась улыбаться. Я вручил ей пакет с подарками, собранный за пару дней до этого, а затем объяснил, что уезжаю, не уточняя, куда, но она и не выспрашивала больше ничего, только всплескивала пухлыми ручками и упрашивала меня не связываться с нациками, потому что это опасно.

— Забьют они вас, Игорь Павлович, ох, забьют!.. Могут ведь и до смерти, это ж такие звери, нет на них у нас никакой управы.

— Да ну прекратите, Алена Григорьевна, что за ерунду вы говорите. Ничего они мне не сделают, руки у них коротки. Я вернусь в Киев в начале августа, вы уж для меня придержите комнатку, пожалуйста.

— Господи, да конечно придержу, да как же не придержать, — горячо отозвалась на это предложение Алена, обнимая меня совершенно по-матерински. От нее пахнуло топленым молоком, и у меня всерьёз защемило сердце.

— Ладно, пора мне идти, Алена Григорьевна.

— Иди, сынок, с богом, — она осталась стоять в комнате, не желая, видимо, смотреть, как я ухожу.

Я поднялся наверх и пошел пешком по улице Кропивницкого. Такси решил не вызывать, потому что времени до отхода поезда у меня было в запасе еще много. Себе я мог признаться, что удрал из хостела пораньше, чтобы избежать длительных сцен прощания, а то и принудительного кормления разными артефактами украинской кухни под искренние и потому горячие слезы.

Разрекламированный в местной прессе высокоскоростной поезд «Интерсити» Киев — Одесса — Киев оказался сборным — в его состав действительно входили три новых вагона Hyundai, но также еще и два старых, советской постройки. Больше того, локомотив тоже оказался советских времен, выпущенный, судя по чеканной дате на кабине, в 1977 году. На этот момент обращали внимание все пассажиры поезда, и, усаживаясь в кресло, я потом еще долго слышал возмущенные, а то и злорадные их комментарии пассажиров:

— Ничего сами сделать нормально не могут: либо советское, либо корейское!

— А по телевизору-то как гордились, современный поезд, бла-бла-бла…

— Вот тебе и слава Украине! Все просрали, пустобрёхи…

Пассажиров, впрочем, было негусто — когда поезд тронулся, рядом со мной оказалось свободным еще два места, и я занял целый ряд, убрав подлокотники между сиденьями. Насколько я видел, так поступили многие пассажиры, и очень скоро над вагоном повис многоголосый храп. Меня тоже быстро выключило, и включился я лишь через несколько часов, разбуженный немолодым мужчиной в форме.

— Граждане пассажиры!. Билеты приготовили. Документы также предъявляем.

Спросонок я испугался, мне привиделась форма полиции, а то и пограничников, но потом до меня дошло, что это обычные железнодорожные контролеры.

Билет я достал сразу и предъявил ближайшему мужчине, а в ответ на его вопросительный взгляд показал свежеотпечатанное удостоверение журналиста польского телеканала и кивнул на верхнюю полку:

— Паспорт в сумке, наверху. Доставать?

Кондуктор снисходительно махнул рукой и пошел дальше по вагону.

Заснуть заново мне уже не удалось — я начал думать о том, получится ли у меня так же непринужденно избежать демонстрации крамольного российского паспорта на обратном пути, из Одессы в Киев, и не начнут ли меня всерьез проверять на принадлежность к польскому телеканалу.

Никаких новых идей у меня не родилось, и я решил, что самым разумным будет снова указывать на сумку на верхней полке — какому кондуктору охота будет дожидаться, когда сонный пассажир доберется до сумки и откопает там свой паспорт?

Я достал смартфон почитать новости, но сети не обнаружил — хоть мы и подъезжали к Одессе, и в вечерней полутьме видны были какие-то строения, люди здесь жили либо без сотовой связи вообще, либо обслуживались мелкими локальными провайдерами. Обещанного в рекламных проспектах вай-фая тоже, кстати, не было.

Я принял вертикальное положение, нащупал на полу туфли и стал думать о том, могу ли я прогуляться к умывальнику и туалету, не рискуя утратить ценный багаж — камеру и ноутбук в сумке.