Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

Эмилю Юлиусу Клаусу Фуксу было тогда тридцать девять лет, следовательно, на свободу он должен был выйти в пятьдесят три. Это был узколицый мужчина среднего роста, сутулый, с редкими волосами и заметным «адамовым яблоком». Он носил сильные очки и часто моргал. По-английски говорил свободно, но с сильным немецким акцентом.

Разговор не получался. Фукс явно колебался, стоит ли ему вообще отвечать на вопросы ФБР, во всяком случае, понимал, что не обязан делать это.

Карие глаза за толстыми стеклами очков не выражали ничего, кроме усталости и безразличия. Еще Лэмфер обратил внимание на зубы Фукса — желтые от неумеренного курения крепких сигарет.

Однако в конце концов разговор все же состоялся — когда Лэмфер почувствовал, что единственное, что могло заинтересовать его странного собеседника, так это возможные неприятности для его сестры Кристель с ее мужем и тремя детьми.

Лэмфер стал убеждать Фукса в том, что роль ФБР заключается всего лишь в проведении расследования, поэтому обещать что-либо заключенному может только министр юстиции или судья. Фукс ему явно не поверил. Немец, хорошо знавший, что такое гестапо, не мог и представить, что спецслужба — в данном случае ФБР — так уж бесправна на самом деле. И был по-своему прав. Конечно, решать данный вопрос по существу были полномочны только названные специальным агентом лица. Но их решение в любом случае, конечно, будет учитывать ненавязчивую рекомендацию ФБР.

И тогда Лэмфер, в сущности противореча самому себе, словно невзначай заметил, что лично он не видит никакой вины сестры Фукса и ее мужа в том, что они принимали «Раймонда» в своем доме, они же не подозревали, кто он такой… Между прочим, они описали его внешность очень близко к тому, как это сделал и Фукс.

И тут ученый несколько встрепенулся. Абсолютно безответственную фразу Лэмфера, выражающую не более как его личную точку зрения, он принял, видимо, за официальную гарантию безопасности сестры.

Теперь он согласился взглянуть на предъявленные ему Лэмфе-ром фотографии Голда в разные годы и еще нескольких лиц, никакого отношения к делу не имеющих.

Фукс перебрал все фотографии и отложил три снимка… Голда! Но порадоваться удаче Лэмфер не успел. — Я не могу их отвергнуть, — сказал Фукс. И пояснил: — Но снимки недостаточно хорошего качества, чтобы твердо сказать: «Это “Раймонд”».

В тот же день Лэмфер из посольства США в Лондоне послал шифровку директору ФБР Гуверу с подробным отчетом о встрече с Фуксом. На следующий день ученому показали фильм, снятый агентами ФБР скрытой камерой.

Теперь Фукс высказался более определенно. Но не более того. — Не могу сказать с абсолютной уверенностью, но думаю, что этот человек очень похож на «Раймондам. Я узнаю его манеру то и дело оглядываться…

Фуксу прокрутили пленку еще два раза. Ответ был тот же: «Очень похож».

22 мая агенты ФБР в Филадельфии произвели в присутствии Голда и с его согласия обыск в квартире пока что подозреваемого. Ранее Голд категорически отрицал знакомство с Фуксом и Кри-стель Хейнеман, утверждал, что вообще никогда в жизни не ездил в Бостон и не выбирался к западу от Миссисипи.

Однако агенты ФБР нашли в книжном шкафу расписание поездов на Бостон, а также брошюру-путеводитель с описанием города Санта-Фе в штате Нью-Мексико с подробной схемой улиц.

Это были улики, хотя и косвенные. Но их оказалось достаточно, чтобы Голд сломался, сник в кресле и еле слышно произнес:

— Да, я тот человек, которому Фукс передавал материалы. 24 мая в Лондон прилетел курьер от Гувера с новыми, лучшего качества фотографиями и кинопленками съемок Голда более крупным планом. Их показали Фуксу, не сказав, разумеется, о признании Голда. Фукс все внимательно просмотрел и наконец подтвердил, что человек, запечатленный на фотографиях и кинопленке, это «Раймонд».

Через два дня Фукс на обороте двух фотографий Голда собственноручно надписал:

«Я удостоверяю на основании сходства, что человека на этой фотографии я знал под именем “Раймонд”.

Клаус Фукс. 26 мая, 1950».

Разумеется, эту запись, сделанную Фуксом на обороте фотографии Голда, никак нельзя считать аффидевитом, то есть письменным показанием, сделанным под присягой (есть таковое в англосаксонском праве). Однако вкупе с признанием Голда она выглядит более чем убедительно.

ФБР поспешило предать оба документа огласке (при этом от прессы скрыли, что первоначально Фукс не признавал Голда на предъявленных ему фотографиях и пленке). Хороший адвокат вполне мог бы опровергнуть их в суде присяжных, особенно в случае, если Голд на кафедре под присягой отказался бы от своего признания, сославшись, что сделал это под давлением агентов ФБР.

Последующие десять дней Лэмфер опрашивал Фукса и вытянул из ученого действительно ценную информацию о его многолетней тайной деятельности в пользу Советского Союза.

Сломленный арестом, полным жизненным крахом, перспективой четырнадцатилетнего пребывания за решеткой, Фукс был не в состоянии морально и физически противостоять напору спец-агента ФБР, хорошо владеющего техникой и тактикой допроса.