Наш общий друг. Часть 1

Одно только было ясно для дѣвушки. Привыкнувъ сызмала, не раздумывая, сейчасъ же дѣлать то, что было нужно въ данный моментъ, — защититься ли отъ дождя, укрыться ли отъ холода, подавить ли голодъ и многое другое, — она вдругъ оторвалась отъ своихъ размышленій и побѣжала домой.

Въ комнатѣ было тихо; на столѣ горѣлъ ночникъ. Въ углу, на койкѣ, лежалъ ея спящій братъ. Она тихонько наклонилась надъ нимъ, поцѣловала его и подошла къ столу.

«Судя мо тому, какъ миссъ Аббе обыкновенно запираетъ таверну, и по теченію въ рѣкѣ, теперь должно быть около часу. Приливъ начался. Отецъ въ Чизикѣ; онъ не вернется до отлива. Отливъ начнется въ половинѣ пятаго. Я разбужу Чарли въ шесть. Я слышу, какъ часы пробьютъ на колокольнѣ. Сяду тутъ и буду ждать».

Она осторожно придвинула стулъ къ огоньку, сѣла и плотнѣе завернулась въ шаль.

«Чарлиной впадинки между угольями теперь уже нѣтъ. Бѣдный Чарли!»

На колокольнѣ пробило два, пробило три, пробило четыре, а она все сидитъ со своей думой и съ терпѣніемъ женщины. Когда въ пятомъ часу начало разсвѣтать, она сняла башмаки (чтобы, проходя по комнатѣ, не разбудить брата), слегка поправила уголья на очагѣ, поставила на нихъ котелокъ, чтобы вскипятить воду, и накрыла столъ къ завтраку. Потомъ взошла вверхъ по лѣстницѣ съ ночникомъ въ рукѣ, скоро снова сошла внизъ и, тихонько двигаясь по комнатѣ, принялась готовить какой-то узелокъ. Потомъ достала изъ кармана, изъ подъ наличника камина, изъ подъ опрокинутой миски на верхней полкѣ всѣ свои полупенсы, сикспенсы и шиллинги (которыхъ было очень немного), и стала внимательно, стараясь не шумѣть, пересчитывать ихъ и откладывать кучками въ сторону. Поглощенная этимъ занятіемъ, она вздрогнула отъ неожиданно раздавшагося голоса.

— Каково! — вскрикнулъ ея братъ, приподымаясь на постели.

— Охъ, Чарли! Ты меня заставилъ вскочить отъ испуга!

— Нѣтъ, это ты меня заставила вскочить. Когда я открылъ глаза и увидѣлъ тебя, я подумалъ, ужъ не привидѣніе ли это, какъ въ сказкѣ о скупой дѣвушкѣ,- помнишь? Оно являлось всегда въ глухую полночь.

— Теперь не полночь, Чарли. Скоро шесть часовъ.

— Неужели? Зачѣмъ же ты встала, Лиззи?

— Я все гадаю о твоемъ будущемъ, Чарли, о томъ, будешь ли ты богатъ.

— Невелико мое богатство, если все оно тутъ, — сказалъ мальчикъ. — Для чего ты отложила эту кучку денегъ?

— Для тебя, Чарли.

— Что такое?

— Вставай съ постели. Умойся и одѣнься, а потомъ я тебѣ скажу.

Ея спокойный видъ и тихій, внятный голосъ всегда дѣйствовали на него. Голова его скоро окунулась въ тазъ съ водой, скоро поднялась снова и глянула на нее сквозь бурю фырканья и обтиранья.

— Я никогда, — заговорилъ онъ, утираясь полотенцемъ съ такимъ неистовствомъ, точно онъ былъ злѣйшимъ себѣ врагомъ, — я никогда не видывалъ такой чудачки. Въ чемъ же дѣло, Лиззи?

— Ты готовъ, Чарли?

— Наливай, пожалуйста… А это еще что? Что означаетъ этотъ узелокъ?

— Да, это узелокъ, Чарли.

— Неужто и это для меня?

— Для тебя, не шутя говорю.

Съ лицомъ болѣе серьезнымъ, съ движеніями болѣе сдержанными, чѣмъ обыкновенно, мальчикъ одѣлся, подошелъ къ столу и сѣлъ, устремивъ изумленные глаза на лицо сестры.

— Вотъ видишь ли, Чарли, дружокъ, я узнала навѣрное, что пришло тебѣ время уходить отъ насъ. Ты будешь гораздо счастливѣе, чѣмъ теперь, ты устроишься гораздо лучше, и не далѣе, какъ въ будущемъ мѣсяцѣ, даже не далѣе будущей недѣли.

— Да какъ ты можешь это знать?

— Какъ знаю, — этого не сумѣю сказать, но знаю, Чарли, знаю.

Хотя ни въ ея голосѣ, ни въ выраженіи ея лица не произошло никакой перемѣны, она тѣмъ не менѣе едва рѣшалась смотрѣть на брата. Опустивъ глаза, она рѣзала хлѣбъ, намазывала масло, разливала чай и вообще занималась разными мелкими дѣлами.

— Тебѣ непремѣнно надо разстаться съ отцомъ, Чарли. Я останусь съ нимъ, а ты долженъ уйти.

— Надѣюсь, не изъ за глупыхъ церемоній ты не хочешь мнѣ сказать всю правду, — проворчалъ мальчикъ, съ неудовольствіемъ разбрасывая по столу намазанный масломъ хлѣбъ.

Она не отвѣчала.

— Я тебѣ вотъ что скажу, — разразился онъ вдругъ, — ты вѣдь себѣ на умѣ; ты думаешь, что намъ троимъ тутъ тѣсно, и потому хочешь спровадить меня.

— Если ты въ этомъ такъ увѣренъ, Чарли, то и я тоже увѣрена, что я себѣ на умѣ, что намъ троимъ тучъ тѣсно и что я хочу спровадить тебя.

Мальчикъ бросился къ ней, обвилъ руками ея шею, и она не могла больше выдержать: она склонилась къ нему и заплакала.

— Не плачь, не плачь, Лиззи! Я уйду, уйду! Я знаю, что ты отсылаешь меня для моего же счастья.

— Ахъ, Чарли, Чарли! Богъ свидѣтель, что только для твоего счастья.

— Вѣрю, вѣрю! Забудь, что я сказалъ. Не вспоминай объ этомъ. Поцѣлуй меня.

Помолчавъ немного, она утерла слезы и снова приняла свою прежнюю спокойную позу.