Наш общий друг (Книга 3 и 4)

В адвокатской конторе сидел один юный Вред. Усмотрев в таком клиенте некоторое несоответствие с надеждами его патрона на расширение дел, этот скромный юноша вступил со Швеем в мирные переговоры и в конце концов предложил ему шиллинг на обратную дорогу. Мистер Швей деньги принял, но потратил их на два стакана рому, на дне которых он увидел заговор против своей жизни, а следующие две порции по три пенса повергли ого в безудержное раскаяние. Вернувшись с этим грузом в Тэмпл, он еще во дворе попался на глаза бдительному Вреду, и тот немедленно заперся изнутри, предоставив несчастному изливать свою ярость на дубовую дверь.

Чем больше дверь сопротивлялась, тем опаснее и неотвратимее становился коварный заговор против жизни Швея. В отряде полиции, прибывшей на место происшествия, он узнал заговорщиков и стал отбиваться от них, крича хриплым голосом, судорожно взмахивая руками, роняя пену с губ. Как водится в таких случаях, послали за бесхитростным приспособлением, именуемым у заговорщиков носилками; мистера Швея уложили на них, привязали ремнями, после чего он превратился в безобидную кучу тряпья, которая сразу лишилась и голоса и сознания, а скоро должна была лишиться и жизни. И как раз в ту минуту, когда четверо полисменов вынесли свое бесхитростное приспособление на улицу, мимо ворот Тэмпла проходили бедная кукольная швея и ее старый друг.

- Скорее, крестная, - воскликнула мисс Дженни. - Посмотрим, кого это несут.

Проворный костыль проявил свое обычное проворство, но как оно было некстати сейчас!

- Джентльмены, джентльмены! Это мой, мой!

- Твой? - удивился старший полисмен и остановил носильщиков.

- Да, добрые джентльмены, это мой ребенок! Он без спросу убежал из дому. Бедный мой сынок! Ты не узнаешь, не узнаешь меня! Что же мне делать! кричала маленькая швея, в отчаянии ломая руки. - Что мне делать, когда мое родное детище не узнает меня!

Старший полисмен с недоумением (вполне законным) посмотрел на Райю. И когда кукольная швея нагнулась над неподвижным телом, тщетно пытаясь добиться от него хоть знака, старик успел шепнуть:

- Ее отец... Пьяница.

Полисмены опустили свою ношу посреди улицы, Райя отвел старшего в сторону и спросил:

- Он умирает?

- Да нет! - ответил тот, но, взглянув на мистера Швея, заколебался и приказал носильщикам нести его к ближайшему лекарю.

Туда несчастного и принесли, и окна у лекаря сейчас же затемнили зеваки, чьи лица приняли самые причудливые очертания, виднеясь сквозь пузатые бутыли красного, зеленого и синего цвета. На того, кто несколько минут назад бушевал, как дикий зверь, а теперь лежал тихо, падал призрачный свет, уже ненужный ему, и непонятная, загадочная надпись падала на его лицо с большой цветной бутыли, словно смерть ставила на нем свою печать: "Мое".

Медицинское заключение было сделано с точностью и знанием дела, что не часто случается даже в суде. "Его надо прикрыть. Пошлите за чем-нибудь таким. Все кончено".

"За чем-нибудь таким" послали, тело прикрыли и понесли по улицам, пугая прохожих. За носилками шла кукольная швея, пряча лицо в складки еврейского лапсердака, держась за него правой рукой, а левой управляясь с костылем. Подошли к дому, и так как лестница наверх была очень узкая, тело оставили внизу, отодвинув в угол маленький рабочий столик. Мистер Швей лежал теперь, окруженный куклами, которые стеклянными глазами смотрели в его стеклянные глаза.

Не одну кокетку пришлось нарядить кукольной швее, прежде чем в ее кармане появились деньги на траур по мистеру Швею. Старик Райя, помогавший ей чем мог, долго не понимал, отдает ли она себе отчет в том, что покойный был ее отец.

- Если б мой бедный сынок получил лучшее воспитание, - говорила она, у него и жизнь была бы лучше. Это я не в упрек себе. По-моему, за мной никакой вины нет.

- Конечно, Дженни, ты ни в чем не виновата.

- Спасибо вам, крестная. От ваших слов на душе легче становится. Но если бы вы знали, как трудно вырастить ребенка, когда весь день работаешь, работаешь, работаешь. После того как он получил расчет, мне трудно было удержать его возле себя. Такой беспокойный стал, раздражительный! Волей-неволей приходилось отпускать его на улицу, А что хорошего на улице, что хорошего, когда ребенок без присмотра - отбился от рук, и конец. С детьми это часто случается.

"Часто, слишком часто, даже вот с такими детьми!" - подумал старик.

- У меня с раннего детства спина болит и ноги не слушаются, а не будь этого, кто знает, какая бы я сама выросла? - продолжала швея. - Что мне оставалось делать? - только работать, ведь играть я не могла. А мой несчастный ребенок мог играть, и испортил себе жизнь.

- Не только себе, Дженни.

- Как знать, крестная. Он, бедняга, очень мучился, часто болел. А я бранила его на чем свет стоит. - Она покачала головой и смахнула слезу. - Не знаю, может быть, он и мне испортил жизнь. Если, правда, испортил, не будем сейчас вспоминать об этом.

- Ты хорошая девочка, терпеливая!