- Дурно, Дженни, очень дурно, - взволнованно заговорил старик. - И вот как это отозвалось в моем сердце: я возненавидел самого себя. Возненавидел потому, что почувствовал, как ненавидишь меня ты и старичок должник. Но этого мало, и это еще не самое худшее. То, о чем я раздумывал тогда, сидя у себя в садике на крыше, касалось не только меня одного. Мне стало ясно, что я опозорил свою древнюю веру и свой древний народ. Я понял - понял впервые, что, безропотно подставляя шею под ярмо, я тем самым навязываю его и всем моим братьям. Ведь в христианских странах к евреям относятся не так, как к другим народам. Люди говорят: "Это плохой грек, но есть и хорошие греки. Это плохой турок, но есть и хорошие турки". А на евреев смотрят совсем по-иному. Плохих среди нас найти не трудно - среди какого народа их нет? Но христиане равняют самого плохого еврея с самым хорошим, самого презренного с самым достойным и говорят: "Все евреи одинаковы". То, что мне приходилось делать здесь, - я делал только из благодарности за прошлое, не гонясь за наживой, и будь я христианином, никто бы не пострадал от этого, кроме меня самого. Но я еврей, и мои поступки пятнают любого другого еврея - кем бы он ни был, в какой бы стране он ни жил. Это правда - жестокая правда. И надо, чтобы каждый из нас считался с ней. Но мне ли поучать других, когда я сам так поздно все понял!
Кукольная швея сидела, держа старика за руку и не сводя с него задумчивого взгляда.
- Вот о чем я размышлял в тот вечер у себя в садике на крыше. И, вспоминая раз за разом тяжелую сцену в конторе, я убеждался, что старичок джентльмен сразу поверил той выдумке только потому, что я еврей, и ты, дитя мое, сразу поверила той выдумке только потому, что я еврей, да и самая выдумка могла родиться в уме того, кто пустил ее в ход, только потому, что я еврей. Вот что значила для меня встреча с вами тремя, вот что я увидел с такой ясностью, будто мне показали все это в театре. И тогда в голове у меня промелькнула мысль: "Ты должен уйти отсюда". Но, милая моя Дженни, спохватился Райя, - я же обещал ответить на твои вопросы, а сам не даю тебе сказать ни слова!
- Напротив, крестная! Моя догадка теперь величиной с тыкву, а они, знаете, какие большие бывают? Вы решили отказаться от своей должности? Вам осталось добавить только это? - допытывалась мисс Дженни, пристально глядя на него.
- Я написал письмо хозяину... Да. Примерно об этом.
- А что вам ответили Вопли-Сопли-Вздохи-Охи-и-Рубцы? - спросила мисс Реп, с наслаждением выговаривая этот почетный титул и вспоминая про перец.
- Он обязал меня прослужить еще несколько месяцев - это его право. Завтра срок истекает. А я решил объясниться с моей Золушкой, только когда он истечет - ни на день раньше.
- Моя догадка так разрослась, - воскликнула мисс Реп, сжимая виски руками, - что голова у меня того и гляди лопнет! Послушайте, крестная! Сейчас я вам все объясню. Щелочки (они же Вздохи-Охи-и-Рубцы) страшно на вас злы за то, что вы уходите. Щелочки прикидывают, как бы вам отомстить. Щелочки вспоминают про Лиззи. Щелочки говорят самим себе: "Надо разузнать, куда он спровадил эту девушку, и открыть тайну, которой он так дорожит". Может быть, Щелочки еще думают: "Да вдобавок и приволокнусь за ней". В этом я, правда, не уверена, но за все прочее ручаюсь головой. И вот, Щелочки приходят ко мне, а я иду к Щелочкам. Так все и было. И теперь, когда мы вывели его на чистую воду, - кукольная швея с такой силой затрясла кулачком перед глазами, что у нее все тело напряглось, - теперь я вижу, как я сплоховала! Вот досада-то! Мне бы кайенского перца или красного, мелко нарубленного, ему подбавить!
Поскольку смысл этих сожалений остался не совсем понятным мистеру Райе, он стал расспрашивать мисс Дженни об увечьях, полученных Фледжби, и собрался было идти ухаживать за этим побитым щенком.
- Ах, крестная, крестная! - вознегодовала мисс Рен. - С вами всякое терпение потеряешь! Можно подумать, что вы решили стать добрым самаритянином! Надо же быть таким непоследовательным!
- Дженни, милая, - мягко начал старик. - В обычае нашего народа помогать...
- Да ну вас с вашим народом! - перебила его мисс Рен, вздернув голову. - Если ваш народ ничего лучше не придумает, как помогать Щелочкам, напрасно его вывели из Египта. И кроме того, - добавила она, - Щелочки вашей помощи не примут. Их стыд гложет. Боятся огласки и, боже упаси, как бы вы не узнали.
Они все еще продолжали свой спор, когда за стеклянной дверью появился чей-то темный силуэт, и в контору вошел посыльный с конвертом, адресованным весьма бесцеремонно: "Райе".
- Велено дождаться ответа, - сказал он.
Письмо было написано карандашом, вкривь и вкось.
"Райя!
Счета сдал и убирайся. Повесь замок на контору, сам уходи, а ключи передай с посыльным. Убирайся. Неблагодарный пес. Пошел вон".
Ф.".