"— Вы весьма справедливо изволили замтить, сэръ, началъ мистеръ Бонгъ: — что жизнь маклерскаго прикащика очень не завидна. Вамъ не хуже моего извстно, хотя вы молчите про это, что люди ненавидятъ и презираютъ подобныхъ прикащиковъ, потому что для бдняковъ они кажутся самыми злобными созданіями, жестокими исполнителями воли долгового маклера. Но что станете длать! Бднякамъ не становилось хуже оттого, что волю маклера исполнялъ я, а не кто нибудь другой; и согласитесь сами, что если меня поставятъ присматривать за домомъ должника, и дадутъ за это въ день три съ половиною шиллинга, и если, накладывая арестъ на движимость какого нибудь человка, доставляютъ облегченіе мн и моему семейству: вдь я ужъ непремнно долженъ исполнять все, что мн прикажутъ. Богу одному извстно, до какой степени не нравилось мн это занятіе. Я всегда смотрлъ въ сторону отъ этого мста и бросилъ его въ ту же минуту, какъ только открылась другая работа. Если въ этомъ занятіи заключается какое нибудь зло, то я увренъ, что оно выкупается наказаніемъ вмст съ исполненіемъ самой обязанности. Я не разъ желалъ чтобы меня взорвали на воздухъ или облили горячей смолой, только за то, чтобъ я не наблюдалъ за всмъ что длалось вокругъ меня. Или каково вамъ покажется, если васъ заставятъ просидть цлую недлю въ пустой комнат, гд не только нтъ ни души, чтобы побесдовать, но не найдете лоскутка старой газеты, чтобы почитать, — не на что взглянуть изъ окна, какъ только на черныя кровли и трубы, не чего послушать, кром однообразнаго стука маятника, или горькихъ слезъ хозяйки дома, или шопота въ сосдней комнат, изъ котораго долетаютъ до васъ предостереженія говорить какъ можно тише, чтобы не подслушалъ «прикащикъ». Рдко-рдко случится, что въ вашу дверь просунется головка рзваго ребенка и тотчасъ же скроется подъ вліяніемъ испуга. Все это невольнымъ образомъ заставляетъ васъ стыдиться самого себя…. Или, напримръ, если вамъ случится быть настраж въ зимнюю пору, то въ камин вашей комнаты разведутъ такой огонекъ, что вамъ непремнно захочется имть его побольше, и принесутъ вамъ завтракъ какъ будто затмъ, чтобъ вы подавились имъ. Если должники, которыхъ вы охраняете, народъ учтивый, то приготовятъ въ вашей комнат постель, — если же нтъ, то ждите, когда пришлетъ ее самъ маклеръ. Вы сидите тамъ не мытые, не бритые; въ теченіе сутокъ никто съ вами не промолвитъ словечка, исключая только времени обда, когда къ вамъ явятся спросить, не хотите ли вы еще чего нибудь, — но такимъ холоднымъ тономъ, отъ котораго замерзнетъ самый жаркій аппетитъ, — или вечеромъ придутъ спросить, не нужно ли вамъ свчки, но спросить не ране того, какъ вы просидите половину вечера въ потемкахъ. Оставаясь въ такомъ уединеніи, я обыкновенно садился на старый стулъ и начиналъ думать, обдумывать, передумывать. Надобно сказать, что, будучи одаренъ способностью думать и размышлять, я считаю себя счастливцемъ; но маклерскіе прикащики вообще не могутъ этимъ похвалиться. Я не разъ слышалъ, какъ сознавались многіе изъ нихъ, что они вовсе не знаютъ, и знать не хотятъ, какимъ образомъ совершается процессъ размышленія.
"— Я участвовалъ при многихъ арестахъ, продолжалъ мистеръ Бонгъ; — и, безъ сомннія, усплъ замтить, что нкоторые люди вовсе не заслуживаютъ состраданія, и что люди съ хорошими доходами, но съ дурнымъ распоряженіемъ, до того свыкаются съ этимъ безпокойствомъ, что со временемъ вовсе не обращаютъ на него вниманія. Мн помнится, что самый первый домъ, къ которому меня приставили, принадлежалъ джентльмену изъ нашего прихода, но такому джентльмену, на которомъ всякій долгъ считался пропавшимъ. Однажды утромъ, около половины девятаго, я и Фиксенъ, мой прежній хозяинъ, отправились къ этому джентльмену съ визитомъ. На первый нашъ звонокъ выскочилъ лакей въ щегольской ливре.
"— У себя ли баринъ? спросилъ Фиксенъ.
"— У себя, отвчалъ лакей: — но онъ только что слъ завтракать.
"— Ничего: это не помшаетъ сказать ему, что джентльменъ желаетъ поговорить съ нимъ по одному важному длу.
"Лакей выпучилъ глаза и началъ озираться во вс стороны: вроятно, онъ хотлъ увидть джентльмена, о которомъ шла рчь. Я отнюдь не думаю, чтобы кто нибудь кром слпца ршился принять Фиксена за джентльмена; а что касается меня, то я въ ту пору казался такимъ ничтожнымъ, какъ гнилой огурецъ. Лакей повернулся и отправился съ докладомъ въ чистенькую столовую, гд сидлъ его баринъ, а Фиксенъ, не дожидаясь приглашенія, отправился вслдъ за лакеемъ. Не усплъ еще лакей выговорить своему господину, что съ нимъ желаетъ говорить какой-то человкъ, а уже Фиксенъ стоялъ на порог столовой и такъ фамиліярно, съ такимъ самодовольствіемъ смотрлъ въ лицо господина, какъ-будто вся эта исторія происходила въ его собственномъ дом.
"— Кто ты такой, и какъ ты осмлился войти въ домъ джентльмена безъ позволенія? загремлъ господинъ страшнымъ голосомъ.