Читаем Наш Современник, 2001 № 06 полностью

На Западе все меняется, идет мощный отлив неолиберализма, нарастает борьба не против капитализма вообще, а против тирании банков, финансового капитала. Выступления против глобализации в Сиэтле, Бангкоке, Давосе, Праге свидетельствуют о том, что постепенно формируется гражданское общество планеты. Опросы, например, среди англичан показывают, что 30 лет тому назад о существовании классовой борьбы заявляли 60% опрошенных, 20 лет спустя - 70%, а теперь 80%. Она принимает новые формы не только на Востоке. Вскоре она полыхнет и в развитых странах. Возможно, яростнее всего в самой цитадели глобального капитализма - США. Приближающийся крах ускорит симбиоз классовых и этнических противоречий.

Одним из первых, кто не только признал, но и описал патологию глобального капитализма, был известный Джордж Сорос. Это бесспорно незаурядный человек. Вот уже два десятка лет он выступает в трех лицах - как интеллектуал, как филантроп и меценат и, главное, как международный спекулянт. Либералы избегают называть спекулянтов спекулянтами. Сороса они почтительно называют инвестором. Но шила в мешке не утаить: французское правосудие возбудило в декабре 2000 г. против Сороса уголовное дело, обвинив его в мошенничестве. Так что у Сороса может появиться и четвертое лицо. Вот такое расщепление личности! Личности, без иронии, весьма одаренной. Взять хотя бы его книгу "Кризис глобального капитализма"[2]. В ней он подробно анализирует болезненные явления в мировой экономике. Как и почему развивалась болезнь? Основную вину за надвигающийся крах Сорос возлагает на "р ы н о ч н ы й ф у н- д а м е н т а л и з м". С легкой руки Тэтчер и Рейгана он со скоростью торнадо распространился по всему свету. В отличие от рыночных фундаменталистов, Сорос не считает, что невидимая рука рынка совершенна, что "рынок всегда прав". Это касается в первую очередь финансовых рынков. Финансовые рынки, пишет он, - всегда будут нестабильны, как бы открыты, как бы свободны от регламентации они ни были, сколько бы ни было приватизировано банков. И поэтому "финансовые рынки действуют вовсе не как уравновешенный маятник, а как стальная болванка (wrecking ball), которая мечется из страны в страну, все сметая на своем пути", - пишет Сорос в статье "Последний шанс капитализма"[3].

В противоположность либералам в России, он не скрывает, что во всех главных капиталистических странах уже давно созданы инструменты мощного вмешательства государства в экономику. Странно близорукими оказались российские либералы, через колено ломавшие планирование и прочие инструменты государственного регулирования советской экономики. Она была несовершенна, больна, но нельзя было ее убивать! Под лозунгом борьбы с административно-командной системой выплеснули ребенка. Весьма перспективного ребенка. Поразительно, как легко номенклатурные реформаторы прельстились мифами и догмами "свободной рыночной экономики". Маловеры побросали старых идолов, не заметив, что наиболее динамичные, здоровые экономики были в таких странах, как Япония, Южная Корея, у азиатских "тигров", наконец, в Китае, там, где свобода предпринимательства сочетается с применением макроэкономического планирования.

Сами США давно, после советского спутника, отошли от принципов laissez-faire, свободной торговли, открытости и прозрачности. Вот уже почти полвека шаг за шагом в США централизованно выстраивается регулируемая экономика. Все шире внедряются рецепты военного кейнсианства: госзаказы на вооружение положительно влияют на уровень накопления, на эффективные капиталовложения и на подавление инфляции. Появляются и механизмы межотраслевой координации американской экономики. В свете этого монетаризм и его методы выглядят чем-то вроде вредоносного товара на экспорт для ослабления противников.

Мифы и догмы свободной рыночной экономики служат прикрытием для становления либерально-спекулятивной модели, для господства финансового капитала. Они обезоруживают государства, например Россию, перед лицом грядущих кризисов, катастроф, финансовых крахов. Особенно стойким оказался миф о конкуренции, о конкурентной среде на свободном рынке. Глубоко прав такой серьезный экономист, как С. Глазьев, утверждая, что их давно нет, они давно умерли и на Западе. Цены на основные продукты всюду более или менее жестко регулируются государствами. Много лет назад один из Рокфеллеров заявлял, что "конкуренция это грех", потому что крупные состояния создаются только в условиях монополии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш современник, 2001

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика