Наш Современник, 2005 № 03

Старика приняла госинспектор в партикулярном костюме, нервозная и рассеянная. Он бредом сивой кобылы ответил на вопросы, показавшиеся ему абракадаброй, побожился, что не имеет задолженности перед бюджетом, христом-богом подтвердил оплату госпошлины, недостающую анкету заполнил каракулями на коленях. «Я выдохся, — мелькнула мысль, — однажды глупейшим образом отдавшись вам на растерзанье, — вам, палачи, ликторы, как еще вас назвать!» Как приговор выслушал он резолютивную часть заключения: в течение недели донести четыре фото три на четыре, получить патент в течение месяца после получения ответа из министерства.

— Когда же будет ответ? — слабо поинтересовался старик.

— В течение месяца.

На том аудиенция была окончена. Сбоку напала шальная волна: хватаясь за стены, старик двинулся к выходу, наконец, тяжело высадился на песок из идущего ко дну, разваливающегося по всем швам здания комитета, ладонью унимая бегущее рысью сердце. Берег, встав дыбом, услужливо подставил рассыпчатый бок. Случайная, заблудшая волна лизнула ботинок, — от этого липучего ощущения сырости старик и очнулся.

Душа ходатая, идущего на униженный поклон, держится на единственной ниточке, но неизмеримо страшней положение того, кто ворочается восвояси с грубым отказом под мышкой: нить прервана, пустота выела жизненный смысл. «Коль был бы я молод, — подумал старик, — то встал бы колом в ваших глотках, а переварили бы меня, так выел бы вам внутренности!» Вдруг с околицы прошлого ворвались воспоминания, полные каких-то давних желторотых чудачеств. Старик полакомился ими, как семечками, как вдруг настало нежданное облегчение: и было спокойным Синее море; и запах выбросившихся на берег водорослей, мягкий и соленый, вкрался в легкие: их объема недоставало, чтобы вмещать его. Уж больше не хотелось рвать и метать, а всей середкой жаждалось пива с бульоном из раковых хвостов, и обязательно с ржаным хлебом.

Для смеху он забрел на базар, и тут же — назло государственной системе патентования — купил золотую рыбку, а с нею и комплект из трех стандартных желаний у подозрительного вида воротилы, который немедля, не отходя от кассы, ответственно отчитался в мобильный телефон перед кем-то, что толкнул последнюю, самую задрипанную упаковку желаний одному старому дуралею. Подманенный прикормом, старик глубоко заглотал наживку, но, как всякому обывателю, ему никак не хотелось самому себе сознаваться, что его самым пошлейшим манером надули. Он нес яркую глянцевую коробку торжественно, как вымпел, и с той самозабвенностью, с какой, наверное, несут только чушь, и на лице его сияла улыбка самого отличнейшего качества: та, что от горизонта до горизонта.

В своей комнате он рвал брюхо упаковке долго, со смаком, с треском, будто разделывал рыбу, только вместо пузыря выудил инструкцию. Немного покопавшись в иероглифах, он отыскал кириллицу: предлагалось не спешить, а для начала ознакомиться, как активировать все три желания. Он распаковал пластиковую золотую рыбку (монограмма на лейбле: «Made in China»), затем произнес вслух четко и громко: любвеобильную, большегрудую блондинку, квартиру улучшенной планировки, много денег (требовалась конкретная сумма: волнуясь, он назвал сумму, всегда казавшуюся ему астрономической — миллион). Затем, ничтоже сумняшеся, он завел таймер исполнения желаний на утро, которое, как известно, мудренее вечера, выполнив все требования инструкции от доски до доски.

Научная мысль, однажды мощно скакнув, показала человечеству реальную возможность сказку сделать былью. Отыскались мастаки, смогшие стреножить многие из диковин (хотя, справедливости ради надо отметить, что определить физические параметры чуда не удалось пока никому). Метаморфоза задрипанной халупы в царский дворец стала привычным делом. Пышногрудая блондинка, полученная путем репродуционного дробления кварка, случаем забытого на простыне, любая субстанция, зачатая силою человеческого мышления и отпочковавшаяся от чуда, перестала удивлять, став заурядным обыкновением. Старик вдруг подумал, проснувшись, что в комплекте с чудом он получил и добрую порцию привычки, настолько он был спокоен в то утро. Обычно ждешь исполнения желаний с распрыгавшимся сердцем, с томленьем души, — но вот ведь, кажется, дальнейшая твоя жизнь предрешена, настоящее вывернуто наизнанку, а все минувшее перечеркнуто крест-накрест: откуда же столько спокойствия в человеке, откуда столько привычки? «Хотя, впрочем, — думал старик, — я лишь сменил нору, и только…» Всеми фибрами души он силился не думать о спящем существе, оказавшемся сегодня ночью у него под боком, о пахнущем клубникой и молоком соблазнительном колене, выставленном напоказ из простынных валов, о сонном сопении, вызывающем у него ураганный прилив нежности. Забытый запах самки, пробудивший в нем дремлющую мужскую мочь, насторожил: отвратительный страх сидел в нервных узлах, в трепещущем виске, в самой утробе.