На улице было множество машин, но автомобили – это шум, а Кейт совершенно не желала, чтобы И-Сити узнал о ее возвращении. Особенно если учесть, что она понятия не имела, кто – или что – ее встретит. Потому она пересекла несколько мокрых от росы лужаек и, в конце концов, отыскала валяющийся в траве велосипед, брошенный, как и все здесь, в зеленой зоне.
Кейт подняла велосипед, стараясь не думать о его хозяине и о том, что с ним случилось. Перекинула ногу через раму, села и покатила – в сторону желтой зоны, и красной, и ожидающего города.
Скрипка была в поганом состоянии.
Август сидел на кровати. Пальцы проворно двигались над сталью. Он ослабил колки и снял струны. Затем настал черед грифа, грифовой накладки, струнодержателя, нижнего порожка.
Шаг за шагом он разобрал инструмент, как солдаты ФТФ разбирают свои пистолеты, оттер кровь людей и монстров со всех изгибов и из всех щелей, вычистил и просушил скрипку, после чего собрал ее обратно.
Он работал в тишине, не в силах отделаться от ощущения, что он не стирает кровь, а, наоборот, – втирает ее в инструмент.
Когда Август закончил свою работу, его оружие снова было в порядке и готово к следующему бою.
«Как и ты, братец».
Август сунул сверкающий инструмент в футляр, на законное место рядом со смычком, встал и вышел в коридор.
Он услышал шорох шагов на кухне, какое-то шуршание, напоминающее пересыпание песка, а когда он завернул за угол, то обнаружил, что шкафы открыты и пакет сахара рассыпан по столешнице и полу.
Свет не горел, но Август в нем не нуждался. Он увидел Ильзу. Руки сестры порхали над кучками сахара, разделяя их на холмы и долины, а Аллегро терся об ее ноги, оставляя следы лапок на белой пыли.
Август осторожно шагнул вперед, стараясь не напугать Ильзу. Он негромко позвал:
– Ильза!
Она не оглянулась и вообще никак не дала понять, что знает о его присутствии. Иногда Ильза пряталась, увязала в собственном сознании. Однажды в один из таких моментов ее мысли хлынули наружу спутанными лентами речи. Теперь она погрузилась в молчание. Ее губы, когда она проводила пальцами по сахару, были крепко сжаты. И, подойдя поближе, Август догадался, что она делает. Модель была неточной – рассыпанный сахар не способен образовать что-либо высокое и не потерять формы, но Август узнал извилистую черту Линии, уходившую к центру, сеть улиц и здания по сторонам.
Ильза лепила И-Сити.
Ее руки соскользнули с края столешницы, и она подалась вперед. Она склонилась над столешницей, словно хотела выглянуть за пределы своего творения.
А потом она набрала побольше воздуха в легкие и подула.
Город разлетелся. Теперь на кухне слышалось лишь, как Ильза с шипением втягивает воздух, да как сыплется сахар на пол. Наконец сестра взглянула на Августа. Глаза ее были широко распахнуты, но не пусты и не безразличны. Нет, она посмотрела прямо на Августа и махнула рукой в сторону сахара, дескать, ты видел?
Август вздохнул.
– Что ты творишь, сестричка?
Ильза нахмурилась. Она пригладила сахар ладонями и провела по нему пальцем, медленно выводя завитки. Августу потребовалось несколько секунд, прежде чем осознать, что она пишет слово «надвигается».
Август посмотрел на учиненный беспорядок и на послание.
– Что надвигается?
Ильза раздраженно выдохнула и взмахнула рукой над столешницей.
Остатки города расползлись, в воздух взлетело облако сахара. Он припорошил волосы Августа, осел на коже. Человеку сахар показался бы сладким. Но для Августа он был на вкус все равно что пепел.
В детстве Кейт часто мучили кошмары. Затем они потускнели и рассеялись, но лишь один из них возвращался.
Во сне она стояла посреди Бирч-стрит – одной из самых загруженных улиц Северного города, – но на ней не было машин. По тротуарам не шли прохожие. В магазинах не было продавцов. Город как будто приклеили к основанию и хорошенько потрясли, стряхнув все признаки жизни. Он оказался просто… пуст. А нет людей – нет и звуков, и тишина росла и росла вокруг нее, и что-то потрескивало, как помехи в радиоприемнике, и, в конце концов, Кейт осознавала, что дело не в окружающем мире, дело в ее ушах. Как будто остатки ее слуха тоже исчезли, и теперь она навеки погружена в тишину. И Кейт начинала кричать и кричала, пока не просыпалась.
Когда Кейт въехала в красную зону, вокруг нее сомкнулась точно такая же жуткая тишина, а с ней – давний иррациональный страх. Кейт напрягалась, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, помимо шума собственной крови в ушах и шуршания шин об асфальт.
Никаких звуков не было, но вдруг…
Кейт притормозила. Откуда идут голоса? Они доносились до нее обрывками, бильярдными шарами отскакивали от камня и стали зданий. Звуки вспыхивали в ее здоровом ухе и гасли прежде, чем она успевала отыскать их источник или хотя бы вычислить, приближаются они или отдаляются. Кейт осторожно слезла с велосипеда, прислонила его к стене – и тут кто-то свистнул у нее за спиной.