Читаем Наша улица (сборник) полностью

Но первое же собрание, на которое он пошел, оказалось последним. От него хотят, чтобы он записался в союз? Пожалуйста. Он готов платить членские взносы, он и сам понимает, что союз - вещь полезная. Но ходить на собрания? Сохрани его бог, больше он туда ни ногой.

Сначала ему даже понравилось там.

У входа в большой холодный зал стоит столик, на нем тарелка, и каждый бросает в нее медную монетку. Совсем как дома, когда приходишь в синагогу послушать проповедника. С другой стороны у входа - еще один стол, весь заваленный газетами и тоненькими книжечками в разноцветных обложках. Здесь почти все останавливаются: кто покупает, а кто, просмотрев названия, берет книжку в руки, перелистывает и кладет обратно, обещая купить, как только в кармане заведется лишний пенни. Постепенно зал наполняется. Много молодых парней, но есть и люди среднего возраста и совсем пожилые. У всех оживленные лица, все подтянуты. Народ рассаживается на длинных скамьях без спинок и ждет начала собрания. Некоторые стоят группами в проходе и с жаром толкуют об усилении "юнии", о повышении заработка. Люди, которые встречаются впервые, непринужденно заговаривают друг с другом, словно знакомы годами. Все здесь так просто, по-свойски, что чувствуешь себя совсем как дома.

- Прямо как в синагоге, - заметил Хаим, наклонившись к Барнету.

- Подожди, сейчас наш Бушлер закатит речь, послушаешь - пальчики оближешь, - сказал Барнет, явно гордясь "своим" Бушлером.

- Я уже наслушался его на фабрике, - махнул рукой Хаим.

- Левермай, будь у нас побольше таких Бутлеров, хозяева бы из нас жилы так не тянули, - отозвался незнакомый рабочий, сидевший рядом.

- Без Бушлера не было бы и нашего союза, - подтвердил Барнет. - Он всю душу ему отдает.

Удар деревянным молотком по столу положил конец их беседе.

На эстраде стоял невзрачного вида субъект, малорослый, чернявый, с лицом провинциального учителя: то и дело поправляя на носу пенсне, он ждал, пока все сядут и успокоятся. Сзади него сидели Бушлер, маленький седобородый рабочий, земляк Хаима и Барнета - Соломон, Джек-социалист и несколько незнакомых Хаиму личностей.

- Товарищи и друзья! - начал человек в пенсне сразу с высокой ноты. Сегодня мы собрались, чтобы решить вопрос: быть или не быть? Иными словами, мы вас спрашиваем: что вам милее - жизнь или бесславная смерть? Чего вы хотите - быть и впредь бесправными рабами, какими вы были до сих пор, пли стать свободными рабочими свободного союза?..

- Кто это? - тихо спросил Хаим.

- Секретарь профсоюза.

- Что-то не нравится мне, как он говорит, - поморщился Хаим.

- Не важно. Ты лучше слушай, что он говорит.

- Как-то не того...

- Наемный краснобай, - буркнул кто-то вполголоса за их спиной.

- Потерпи, сейчас другие будут говорить, - обещал Барнет.

Долго еще секретарь своим пискливым детским голоском выкрикивал звонкие, напыщенные фразы. Слушали его без особого воодушевления. И только когда на трибуну взошел Бушлер, зал оживился. Он так красочно описал потогонную систему труда, господствующую в неконтролируемых профсоюзом мастерских, что у всех глаза засверкали возмущением и гневом и всякий раз, когда он упоминал о "кровопийцах-эксплуататорах", о "боссах", зал прерывал его рукоплесканиями и одобрительными возгласами: "Слушайте! Слушайте!"

- Ух ты, как он их разделывает, - улыбаясь, покачивал Хаим головой.

И когда Бушлер кончил, он хлопал ему громче и дольше всех.

После Бушлера выступил Соломон. Хаим руки потирал от удовольствия.

- Ты слышишь, ты слышишь, как он описывает нашу жизнь? - то и дело толкал он Барнета локтем в бок. - Он, наверно, был у тебя дома и видел, как твоя мелюзга дерется из-за картофелины...

- Зачем ему ходить ко мне, когда у него своих полдюжины, - смеясь ответил Барнет.

Но вот вышел на трибуну третий оратор.

- Не полагайтесь на чудеса, - багровея от натуги, кричал чахоточный юноша в фланелевой рубашке с красным галстуком. - Бога выдумали буржуи, чтобы, когда они с нас шкуру дерут, говорить: это от бога! Это он судил одному быть шкуродером, а другому тем, с кого эту шкуру дерут! Бог, который допускает, чтобы один с жиру бесился, а другой умирал с голоду, это бог для богатых, и нам, рабочему классу, нечего полагаться на его чудеса и милости! Мы должны сами вершить свою судьбу!

У Хаима мороз пробежал по коже.

- Это ведь тот самый социалист, что каждую субботу, разглагольствует на улице в Майл-Энд!

- Ну и что? - не понял Барнет.

- Какие он слова говорит... Слушать жутко...

- Да не будь ты таким святошей. Скажешь, он неправ?

- Ну, знаешь, ты не лучше его, если так говоришь, - вспылил Хаим. Бога, оказывается, выдумали! Нет, ты только послушай... Как это у него язык поворачивается...

Над всевышним издевается, шуточки отпускает... нашел себе ровню! Слушай, слушай!.. Да что же это такое, волосы дыбом становятся! Этакому негодяю ничего не стоит и святую тору швырнуть на землю, попадись она ему в руки...

Тьфу! - с возмущением плюнул Хаим. - Недаром их не любят, ваших социалистов, пропади они пропадом, безбожники! Ноги моей тут больше не будет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века