Наша улица (сборник)

Вечные страхи, заботы, тревоги, жену с детьми боязно вызвать. А почему? Разве бог не один что там, что тут? Но такая уж здешняя жизнь - хочешь не хочешь, а сбиваешься с пути. Начинаешь с короткого пиджака, с Хеймана, с того, что рук не вымыл перед едой, забыл помолиться, подстриг бородку, - а кончаешь тем, что перестаешь уповать на бога. А когда забываешь о боге, ты уже над своей душой не хозяин, одолевают черные мысли, зависть грызет... Почему он раньше никому никогда не завидовал? Что ему было до Нейцайта или до других богачей? Богачи так богачи, - значит, такова воля божия. Сам он и без богатства как-нибудь проживет. А теперь вот и он - выучился от социалистов! - и он спрашивает у господа: справедливо ли это, чтобы Хаим работал как лошадь, когда труд его идет впрок лишь хозяйскому брюху? И много у него таких вопросов, хотя жить они не помогают, только еще тяжелее становится на душе. Нет, надо бежать из этого пекла, с его грохотом, с его мокрыми улицами и густыми туманами, от которых харкаешь копотью... Дайте ему только вернуться домой, в милое его сердцу местечко, где все свои, где светит ясное солнце, где напротив его домика старое, заросшее травой кладбище, а кругом бродят куры и голуби - и он снова станет прежним Хаимом, Хаимом-весельчаком.

Решено! Он напишет Гнесе, что о переезде в Лондон нечего и думать.

7

Сначала Хаим был очень доволен, когда Гнеся, не послушав его, прикатила со всем семейством в Лондон. Семья словно принесла ему счастье: с тех пор как приехала Гнеся с детьми, он ни дня не сидел без работы. Правда, в их мастерской из рабочих выкачивали последние силы, но что делать? На больших фабриках редко берут иностранцев, только когда не хватает рабочих рук. И главное - требуют, чтобы ты работал в субботу, а на это Хаим ни за что не согласится.

Все что угодно, но этого он не сделает. Что у него еще осталось, кроме субботнего праздника? В будни он даже детей не успевает повидать: уходит рано, когда они еще спят, приходит поздно, когда они уже спят. Суббота единственный день, когда он чувствует, что у него есть дом, когда он может поесть за одним столом со всей семьей. Оставьте ему хоть эту радость.

И вдруг все переменилось: настала зима, а вместе с зи мой безработица. Шли недели, а работы все не было.

День за днем ходит Хаим - теперь уже Хейман - из одной мастерской в другую, и повсюду ему отвечают: работы нет. Слэк!

Наконец Гнеся взмолилась:

- Ты ведь уже здесь давно, умеешь вроде и разговаривать по-здешнему, сходил бы на большую фабрику... Дети на глазах тают.

- Умею я разговаривать или не умею, что из того? На фабриках работают в субботу, - напомнил ей Хаим.

- Но дети! Нельзя же дать им с голоду умереть! - возразила Гнеся.

- Может, прикажешь еще и креститься из-за детей0 На это Гнеся не нашлась что ответить и совсем замолчала Зато глаза ее говорили больше, чем можно высказать любыми словами. Хаим не выдержал их молчаливого упрека и пошел искать работу на фабриках.

На рассвете, когда город еще спит и тишину нарушают лишь торопливые шаги рабочих, Хаим тихо выскальзывает из дому и начинает свой обход. Каждый день он идет на какую-нибудь фабрику. Вместе с десятками, а часто и сотнями других безработных он стоит перед фабричными воротами и ждет, когда они откроются и можно будет войти во двор, где управляющий из нескольких десятков или сотен выберет одну-две пары рабочих рук.

Дрожа от утреннего холода, люди, сбившись кучкой, притопывают, дышат на закоченевшие руки, чтобы хоть немного согреться. Все стоят молча, исподлобья посматривают друг на друга - Собачий холод! - роняет кто-то.

- У меня дома не теплее... - откликается другой.

О том, что для них важнее всего - о работе, - никто не говорит ни слова; каждый как бы боится, что, высказав свое заветное желание вслух, он отнимет у себя какой-то шанс и увеличит шансы соседа.

Когда темные окна большого фабричного здания, словно по мановению волшебной палочки, вспыхивают сотнями огней и утреннюю тишину рассекает пронзительный вой сирены, толпа людей за воротами фабрики приходит в беспокойное движение Сейчас их впустят во двор, выйдет мастер и начнет их осматривать, как осматривают лошадей на ярмарке. Каждого он насквозь пронижет глазами, зорким, опытным взглядом окинет плечи, руки, лицо, оценивая рабочею силу.

На Хаиме взгляд мастера обычно не останавливался.

Его внешность чужестранца и пожилой возраст не привлекали нанимателей. Но однажды, после напрасных двххмесячных поисков, когда Хаим уже потерял надеж ау и ходил просто так, лишь бы дома не сидеть, ему неожиданно повезло Среди двух десятков рабочих, которых в это утро приняли на работу, оказался и он.

- Не очень-то вы проворны на вид, - заметил мастер, - но нам сейчас нужны люди.

На радостях Хаим совсем забыл, что придется работать в субботу. Он думал лишь о том, какой вернется домой с хорошими новостями и Гнеся перестанет глядеть на него таким безнадежным взглядом.

Вспомнил он о субботе только под вечер, когда шел домой, но тотчас отогнал эту мысль. Впереди еще целая неделя, там видно будет.