Наша жизнь с господином Гурджиевым

Когда г-н Гурджиев стал сильнее и смог с помощью своей жены или одного из нас ходить дольше, он вернулся к идее разжигания костров. Он сказал, чтобы несколько мужчин пошли с нами в парк возле огорода, где росли старые высокие тополя. Нам нужно было срезать их один за другим и сжигать их. Г-ну Гурджиеву, очевидно, очень нравился огонь. Он говорил нам, что получает из него силу. Но поскольку никто из учеников не был профессионалом в рубке деревьев, стволы валились во всех направлениях. Мы никак не могли понять, зачем г-ну Гурджиеву такие большие костры, которые были очень опасными для неопытных людей.

Период выздоровления на самом деле был для всех нас большим испытанием. Странное поведение г-на Гурджиева продолжалось долгое время. Я думаю, что мадам де Зальцман была права, сказав, что хотя авария была настоящей, его продолжающаяся чудаковатость была в основном притворной. Если он выглядел полностью в себе, мы возвращались на наш старый путь, всегда спрашивая его по поводу всего, что нам делать. Во время его болезни мы были сами по себе, и каждое решение зависело от нас. Даже когда мы советовались с докторами, мы были осторожными, чтобы не использовать их советы против нашего инстинктивного чувства, чтобы не нанести вреда.

Постепенно стало очевидно, что хотя его тело было серьёзно повреждено, внутри «Георгиваныча» оставался «Георгиваныч». Его деятельность частично проверяла, насколько мы были способны следовать его Работе без него. Мы чувствовали, что теперь, по крайней мере внутри, он мог делать всё и знал всё, и было нелепо пытаться говорить ему, что делать.

И в то же самое время мы с женой, и жена г-на Гурджиева также, видели, что с его телом не всё хорошо, что он не тот же, каким был прежде, что что-то ещё не вернулось к нему. Даже его зрение ухудшилось. Мы чувствовали, что нам нужно защитить его, хотя мы могли ошибаться. Мы не знали его настоящего состояния. Да и как мы могли узнать?! Но было невозможно позволить ему делать всё то, что делает здоровый человек. Мы чувствовали, что обязаны останавливать его, и пытались сделать это таким образом, чтобы этого никто не заметил, и чтобы он сам не угадал наших намерений, если он на самом деле ещё не совсем поправился.

Мы были не готовы к тому, что случилось потом. 26 августа 1924 года г-н Гурджиев продиктовал мне целую речь, которую он хотел прочесть вечером. Он позвал всех после ужина в гостиную. После первых двух фраз он сказал мне прочесть вслух то, что продиктовал ранее.

Я был очень болен. Сейчас, слава Богу, я чувствую себя лучше, и моё состояние улучшается. Что со мной случилось и как это случилось, я не знаю. Я ничего не помню. Я поехал на место, где всё случилось и представил себе, как это произошло. Не так много людей, которые могут говорить с вами так после такой аварии. В принципе, я должен был умереть, но случайно я остался жив.

Сейчас я здоров, только память моя слаба. Сначала я вообще ничего не помнил, потом память постепенно стала возвращаться. Когда я гулял и говорил с вами в начале, я всё забывал. Именно поэтому, если я всё это время делал что-то неприятное, если я обидел кого-то из вас, я прошу вас меня простить. Только несколько дней назад я начал жить, как прежде. Моя память вернулась, и я могу жить, как прежде, не как животное. Поэтому я повторяю, если я кому-то сказал что-то неприятное, вы должны меня простить. Я также забыл всё, что я делал, и только три или четыре дня назад я начал вспоминать.

Когда я пришёл в себя, моя первая мысль была: «Я умер или нет? Как теперь всё будет? И что делать с Институтом?» Я понял, что я жив, и я решил закрыть Институт по многим причинам.

Во-первых, очень мало людей, которые понимают. Я посвятил всю свою жизнь своей Работе, но результат от других людей, в общем, не хорош, и поэтому я думаю, что нет необходимости этим немногим жертвовать своими жизнями здесь. И я не хочу продолжать то, что я делал до этого момента. Всю мою жизнь я отдавал деньги людям, но теперь я решил закрыть Институт. Простите меня. Я хочу теперь жить для себя, и всем говорю, что Институт закрыт.

Я избавлюсь от этого дома. Здесь много людей, они могут жить здесь, как гости. Я всегда принимал гостей на две недели, и сейчас мой дом также открыт две недели, но позже я всех попрошу уехать. Тем не менее, я не могу бросить всю мою Работу.

Теперь каждый должен подумать. Хочет ли он уехать завтра или через две недели? Я всегда помогал людям, и сейчас я также помогу им устроить свои дела.

Тем временем, те, кто останутся здесь, будут просто гостями, но они должны будут выполнять все существующие правила; даже новые люди должны их выполнять. Те, кто выполнять их не будет, должны будут уехать сразу же.