Наша жизнь с господином Гурджиевым

Г-н де Гартман не мог даже думать о возвращении в Приоре после нашего отъезда, но его отношение к г-ну Гурджиеву и его учению никогда не менялось. Однажды когда кто-то в его присутствии сказал что-то недоброе про г-на Гурджиева, г-н де Гартман так сильно его встряхнул, что мужчина, напуганный, убежал прочь. Но мой муж не возражал, когда я посещала Приоре, хотя я и не могла ездить туда регулярно, учитывая состояние его здоровья. Многие из моих бывших обязанностей в Приоре были перепоручены другим.

Мы мирно жили в нашем новом доме. Однажды кто-то постучал нам в дверь, и моя мама позвала меня на французском, чтобы я сказала мужу немедленно пойти в сад или на мансарду. Она увидела, что у двери был г-н Гурджиев. Я пошла его встретить, и моя мама тоже была очень мила с ним. Мы сделали кофе, и я спокойно сидела с моими родителями. Но неожиданно г-н Гурджиев сказал им: «Слушайте, поехали обратно в Приоре. Оставьте этот дом; это будет для вас намного лучше». Моя мать сказала: «Нет, мы уже устроились здесь, и здесь всё сделано для нас. Мы уже старые, и для нас очень сложно войти в жизнь Приоре». Тогда, не изменяя тона, г-н Гурджиев сказал: «Хорошо, если вы не приедете в недельный срок, в этой комнате будет гроб, и в нём будет лежать ваша дочь». Мой отец побледнел, и я сжала его руку, сказав, чтобы он не обращал никакого внимания. Но мой отец не мог принять подобные вещи. Моя мать сказала: «Г-н Гурджиев, почему вы говорите нам подобный нонсенс? Мы же не дети!» И она засмеялась. Г-н Гурджиев тоже начал смеяться, и беседа продолжилась, как и раньше.

Позже я сказала моему отцу: «Посмотри, г-н Гурджиев сделал так, чтобы показать вам, что не нужно верить без понимания, и это просто способ, которым он это сделал. Он сделал это для меня, чтобы увидеть, испугаюсь ли я и отправлю ли я вас обратно в Приоре. Я знаю, что не сделаю этого, и что вы не вернётесь туда». Это не беспокоило меня и не беспокоило мою мать.

Однако осенью я смогла поехать с г-ном Гурджиевым в Берлин. Это было ещё одно очень мучительное испытание, и у меня много мрачных воспоминаний об этом путешествии.

По возвращении из Берлина однажды вечером я поехала в Приоре. Г-н Гурджиев попросил меня сделать что-то, что я чувствовала, что не могу сделать. Я пошла в свою комнату. Через некоторое время пришёл г-н Гурджиев и сказал мне, что если я не сделаю то, что он просит, что-то плохое случится с моим мужем, который был в то время дома. У нас не было телефона, поэтому я не могла связаться с ним. Я не могла и вернуться назад в Курбевуа, поскольку так поздно поезда уже не ходили. В любом случае, я только обеспокою его, вернувшись неожиданно. Я была в отчаянии, лихорадочно взвешивая «да» или «нет»… В середине этой борьбы я неожиданно вспомнила, как часто г-н Гурджиев говорил, что мы должны верить только во «что-то высшее» в себе. Глубоко внутри себя я чувствовала, что если я смогу укрепиться в этом и если я не испугаюсь ничего, что приходит снаружи – даже от моего учителя – ничего плохого не случится. Может быть, мой учитель только испытывает меня с целью заставить меня увидеть что-то, что я забыла. Но несмотря на это объяснение, несмотря на вспышку понимания, я ужасно страдала.

Я уехала домой утром первым же поездом и обнаружила своего мужа мирно спящим в кровати. Позже, читая Миларепу я узнала, что тибетские мастера часто создают такие трудности для учеников, чтобы те поняли, что не надо верить всему.

В феврале г-н Гурджиев должен был поехать в Нью-Йорк вместе с несколькими сопровождающими. Он попросил меня прийти вечером перед его отъездом, чтобы устроить всё, и я не могла ему отказать. Он попросил меня дать ключ от маленького комода, который всегда хранился у меня. Он открыл комод и начал сортировать бумаги, письма, паспорта и прочее. Многое он бросал в камин и сжигал. Я знала, что среди бумаг были паспорта, но я не заглядывала в комод, чтобы знать точно, что там лежит. Я спросила г-на Гурджиева, почему он выбрасывает паспорта, и он сказал мне: «У вас был ключ. Вы что, никогда не смотрели, что лежит в комоде?» Я ответила: «Конечно, нет!» Он сказал: «Как раз поэтому я могу дать ключ только вам. К счастью, у вас нет этого ужасного качества любопытства».

Я должна сказать, что несмотря на всю мою боль и сложности, я была очень счастлива, что г-н Гурджиев никогда не терял доверия ко мне.