Мой муж был в кровати с приступом учащённого сердцебиения, к которому у него была склонность. Однако, услышав новости, он вскочил с кровати, сказал мне заводить машину, наш старый «Панар», и мы немедленно поехали в больницу. Мы не смогли увидеть г-на Гурджиева, потому что он был слишком слаб. Но никто не думал, что конец так близок. Мы приехали домой поздно ночью, намереваясь вернуться рано утром, чтобы увидеть его. Но на следующее утро, в девять часов, позвонила мадам де Зальцман и сказала, что четверть часа назад г-н Гурджиев умер…
Мы поехали в больницу. Тело г-на Гурджиева лежало в маленькой больничной часовне. На его лице было чудесное выражение умиротворённости и красоты… Четыре дня он лежал в этой часовне, потому что по религиозным причинам похороны не могли состояться ранее. Днём и ночью часовня была наполнена людьми.
За день до похорон тело положили в гроб и перевезли в русскую церковь на улице Дарю. Туда пришла маленькая группа людей, чтобы присутствовать на коротком молебне. Когда священник закончил церемонию и вошёл в алтарное помещение, он закрыл шторы. В этот момент погасло электричество. Мы думали, что священник выключил свет. Церковь погрузилась в темноту, освещенная только маленькими свечами, горящими перед иконами. Мы стояли в приглушённом свете около пяти минут в глубокой концентрации и умиротворённости.
Потом мадам де Зальцман, мой муж и я пошли искать священника, чтобы спросить его о панегирике, который он предлагал произнести на церемонии похорон. Он сказал, что сожалеет о том, что мы должны были стоять в темноте, потому что по неожиданным причинам электричество пропало как раз тогда, когда он закрыл алтарные шторы.
Опасаясь, что священник скажет что-то неподходящее, г-н де Гартман дал ему панегирик, который он сам для него подготовил. Будучи хорошо знаком с уставом русской Церкви, он написал его таким образом, что последними словами, произнесёнными священником возле гроба г-на Гурджиева, были слова из «Борьбы магов»:
«Бог и его ангелы удерживают нас от злых дел, помогая нам всегда и везде помнить своё Я».
Хронология
В архиве де Гартманов содержалось поразительное количество оригиналов документов, сохранённых несмотря на трудные условия путешествий с Гурджиевым. Военные записи Фомы, медицинские бумаги и освобождение от армии; их большевистские пропуска для экспедиции в горы; удостоверения места жительства в различных частях России; афиши и программы концертов, опер и пьес; паспорта с визами для их многочисленных путешествий после Константинополя; отдельные письма и дневниковые записи; и, конечно же, детальный список дат для почти каждого произведения музыки Гурджиева – де Гартмана. Все эти датированные документы сделали возможным создание замечательно полной хронологии Работы Гурджиева в эти годы.
Гурджиев не указал в своих произведениях дату своего рождения. Это осталось неизвестным. Выводы о дате его рождения делались на основе косвенных фактов из его книг, но результатов было много, они были разные и недоказуемые.
В первой редакции «Всё и вся», опубликованной после его смерти, на суперобложке был указан годом его рождения 1872, но в поздних изданиях дата изменилась на 1877, потому что на этом настаивала его младшая сестра, очевидно, основываясь на той дате, что была указана в паспорте. Но 1877 год, как год рождения, противоречит почти всем другим историческим свидетельствам. Тогда Гурджиеву должно было быть не больше одиннадцати лет, когда он отправился в свои путешествия.
Ольга де Гартман была убеждена, что Гурджиев был значительно старше, но не могла найти доказательства, чтобы подтвердить альтернативу 1877 году. Она мало верила в правдивость паспорта, потому что в её собственном официально была записана дата рождения 1896 год, в то время как на самом деле она родилась в 1885.
Самый главный ключ был оставлен Гурджиевым в его «Встречах с замечательными людьми». Ему было «почти семь лет», когда ужасная эпидемия уничтожила многочисленные стада его отца, вместе с почти всеми остальными стадами в Закавказье[15]
. Но исторические книги того периода, указывающие даты каждой битвы, молчат про эпидемии скота.Единственная дата, приписываемая именно Гурджиеву, дана Д. Г. Беннетом в «Свидетеле»: «Позже он мне сказал, что родился в 1866 году»[16]
. Но нет никаких независимых свидетельств, которые могли бы это подтвердить.Совсем недавно мы сами нашли утверждение Гурджиева, записанное на встрече одной из его парижских групп в декабре 1943 года, когда он сказал: «Мне 78 лет, и у меня много разочарований». Это устанавливает дату его рождения в 1866 году, если он утверждает о своём последующем дне рождения в январе, или в 1865, если он имел в виду прошедший день рождения. Но по контексту нельзя быть уверенным, что это не было просто желание оказать особое впечатление на того, кто спрашивал. Тем не менее, точное совпадение поразительно.